Воевода

...Гонсевский принял купца, как только вышел из-за обеденного стола. Качество царских блюд, сытных, но однообразных, без столь любезных желудку шляхтича изысканных соусов, не способствовало улучшению его состояния, раздражённого исходом переговоров с царём. Морщась от изжоги, посол мрачно бросил:

   — Ну, разворачивай, показывай свой московский товар.

   — Это самые лучшие шелка, привезены нами из Лиона. А это добротное сукно делают английские ткачи. В платье из такой ткани не страшны самые лютые московские морозы, — певуче говорил Исаак.

Посол щупал, мял ткани, пробовал их на разрыв, косясь на торчащего в дверях дворецкого, наконец сказал:

   — Эй, Стас! Сходи за моей шкатулкой с деньгами. Да распорядись там, на кухне, чтобы сделали мне какой-нибудь напиток от изжоги.

   — Мочёная брусника помогает!

   — Давай бруснику.

Только дворецкий удалился, Гонсевский отшвырнул ткань и уставился на Массу.

   — Передай французу — их королевское величество отвернуло своё милостивое лицо от Димитрия!

   — Что это значит? — спросил Исаак. — Что полковник должен сделать?

   — Он должен об этом сказать князю Шуйскому.

   — У полковника одна голова на плечах. Стоит ему только войти на подворье Шуйского, как её не будет. Уж Басманов об этом позаботится.

   — А ты сможешь? Ведь ты купец?

Масса хитро улыбнулся:

   — Ваше сиятельство правильно сказал, что я только купец, и хотел бы знать, сколько получу за эту услугу. Ведь одно дело — просто передать письма, а другое — самому участвовать, да ещё неизвестно в чём.

Гонсевский поколебался, видимо борясь со скупостью, наконец решился: v —Хорошо, если дело будет сделано, получите с французом сто тысяч флоринов. Ну и, конечно, милость королевскую.

   — Это значит — право на беспошлинную торговлю в польских и литовских землях?

   — Безусловно!

   — Хорошо, я согласен. Однако я человек простой и эзопов язык понимаю плохо. Пусть ваше сиятельство объяснит толком, в чём заключается дело и о чём говорить с Шуйским.

Гонсевский подошёл к двери, захлопнул её поплотнее и приблизился к купцу, вновь взяв ткань из его рук:

   — Шуйский сообщил с нарочным, что в Москве составлен заговор против Димитрия. Просил, чтобы Сигизмунд не препятствовал и дал согласие в случае благополучного исхода, чтобы на Русское царство пришёл королевич Владислав. Так вот — король согласен.

Исаак напряжённо слушал, потом натянуто засмеялся:

   — Ничего не получится.

   — Почему?

   — Царский двор полон вооружённых поляков.

   — Поляков я беру на себя.

   — А триста головорезов Маржере?

   — Маржере должен знать, что произойдёт, если Димитрий узнает о его службе Сапеге.

   — Значит?

   — Значит, в урочный час его с телохранителями не должно быть во дворце.

   — Это невозможно! Царь не ложится, не проверив посты.

   — Такие умные головы, как ваши, что-нибудь придумают. Скажи лучше, как ты попадёшь к Шуйскому? Нужно, чтобы он тебе поверил.

   — Думаю, что со мной он будет откровенен, — самоуверенно заявил Масса.

   — Поверит твоей хитрой роже? — хмыкнул Гонсевский и снова поморщился от изжоги.

   — Я в хороших отношениях с одним отважным офицером из его свиты. Этот офицер был тяжело ранен под Кромами и только сейчас начал выходить из дому. Пока он болел, я помогал ему бальзамами. А главное, он во время болезни учился рисовать. И вот нарисовал мне подробный план Москвы. Подобного ему я не видел...

   — И что же? — Глаза Гонсевского хищно блеснули — Где этот план?

   — Этот план — у принца Оранского, моего государя. Да будет тебе известно, что его картографы — лучшие в мире.

   — Постой, так...

   — Да, офицер продал план мне, хотя и понимал, что очень рискует. Русские ведь очень подозрительны! Но сумма была так велика...

   — Ясно. Значит, он полностью в твоей зависимости?

   — Ну зачем так прямо? Просто он мне очень доверяет и беспрекословно окажет протекцию для визита к Шуйскому.

   — Действуй. Сообщишь мне, когда заговорщики намерены выступить. Мой совет — сразу же после свадьбы, пока царь будет увлечён своими амурными делами.

Неожиданно он замолчал, рывком распахнул дверь, за которой стоял дворецкий, с невозмутимым видом державший в одной руке шкатулку, в другой — кувшин.

   — Ты чего, Стас? Долго так стоишь? — с подозрительностью спросил Гонсевский.

   — Нет, только что подошёл. Раздумывал...

   — О чём? — с ещё большей подозрительностью спросил Гонсевский.

   — Да чем стучать в дверь, — флегматично пояснил камердинер. — Шкатулку можно попортить, а кувшин — разбить. Разве что лбом? Он у меня крепкий!

Гонсевский, а за ним и Исаак Масса расхохотались.

   — Находчивый у вас слуга, — заметил купец.

   — Да, звёзд с неба не хватает, зато готов за хозяина лоб расшибить, — продолжал смеяться Гонсевский, глотая прямо из кувшина кисленький напиток. — Я беру весь твой товар, купец, и принеси мне ещё те ткани, что обещал.

   — В следующий раз я непременно вам покажу изумительные кружева из Брабанта, — поклонился гость.

Вечером, как и обещал, Маржере вновь был в лавке голландца. Его встретила жена, такая же маленькая и пухленькая, как и сам хозяин.

   — Исаак ещё не приходил! — сообщила она встревоженно. — Может, поляки пьяные напали? Вон как они буйствуют на улицах!