Воевода

— Если бы её одну! Тысячи русичей гонят сейчас по степным дорогам. Нам же с тобой надо предать земле матушку Авдотью и отца Питирима, — тихо и успокаивающе говорил Иван. — Там и к Одоевскому двинемся, долг иной исполним.

Козельск между тем полыхал. Совсем мало осталось домов, которые не были бы охвачены огнём.

— Пойду поищу заступы, — сказал Иван Даниилу. — А ты спроси, где у них тут жальник.

— Кладбище, что ли? — с сердцем спросил Даниил, всё ещё злясь на Ивана за то, что тот встал поперёк дороги.

Но Даниил понимал, что Пономарь тысячу раз прав. Ничего они не смогут сделать своим безрассудным порывом, а только погубят себя. И счёл Даниил, что придётся ему смириться с потерей любимого человека и совершать посильное в этой жестокой борьбе с коварным врагом. И может быть, в сей трудный час разлуки с невестой в Данииле Адашеве проснулся дух предков и породил в нём жажду отдать себя служению ратному делу. У него появилась тяга к тем, кто стоял на засеках, в сторожах, кто год за годом защищал рубежи державы, бил крымских, казанских, ногайских и прочих ордынцев. И он вернулся к окружающей жизни. Он спросил горожан, где у них кладбище.

Ему показали на берёзовую рощу, саженях в двухстах белеющую близ Калужской дороги.

— Испокон веку оно там у нас, — ответила ему древняя старушка.

Даниил посмотрел на кладбище, на пылающий Козельск, на солнце и подумал, что Питирима и Авдотью можно было бы схоронить, но не по христианскому обряду. «Домовины нужны, а где их взять?» — мелькнуло у него. Пришёл Пономарь с заступами, и Адашев сказал ему:

— Иван, ты иди на погост, копай там могилу на двоих, а я поищу где-нибудь домовины. Может, монастырь рядом есть.

Старушка услышала речь Даниила, тронула его за руку.

— Ты, сынок, если думаешь захорон делать кому-либо, так подожди. Тут есть близко обитель, Оптина пустынь называется. Вот и сходи в неё, чтобы домовину дали. Они там впрок готовят…

— Спасибо, матушка, спасибо. — И Даниил добавил, обращаясь к Ивану: — Так я слетаю в монастырь. Домовины привезу да дьячка какого-нибудь отпевание батюшке сделать.

— Эх, матушки родимые, — тяжело вздохнул Пономарь. — Сколько наших ратников в городе полегло, кто их-то упокоит? А ведь жара стоит. Ты уж, Даниил, именем государя подними всех монахов да приведи к Козельску. Пусть исполняют Божье послушание.

— Верно сказано, Иванушка. Так и поступлю, — ответил Даниил.

— Ну, поехали. Я как выкопаю могилу для батюшки с матушкой, так за братскую примусь. — Пономарь взял за уздечку Ворона и пошёл к кладбищу.

Даниил поднялся в седло и поскакал к монастырю по дороге, которую показала древняя старушка. Он ехал с тяжёлыми думами, с болью в груди, в сердце. Он готов был разорваться на части, чтобы сделать всё сразу: спасти невесту, похоронить её родимых, доставить грамоту князю Одоевскому. Но волею Всевышнего Даниил был прикован к одному делу: он должен отдать долг чести павшим воинам и павшему пастырю православных.

До Оптиной пустыни было около трёх вёрст. Ласточка домчала Даниила в считанные минуты. Он увидел всех обитателей пустыни на монастырской стене. Был тут вместе с иноками и игумен Нифонт. Монахи были вооружены: очевидно, знали, что случилось в Козельске, и ждали непрошеных гостей. Даниила они подпустили к стене и выслушали. И был между ними разговор, а потом отец Нифонт сказал:

— Спасибо тебе, сын мой, что печалишься о ближних. Мы исполним волю Господню и предадим земле павших по христианскому чину. А сейчас жди подводы с домовинами для священника и матушки.

Вскоре Даниил вернулся в Козельск в сопровождении двух подвод, на которых лежали два гроба, обитые чёрным полотном с белыми крестами. За подводами пришли несколько монахов. Они сняли с подвод поклажу там, где лежали убитые Питирим и Авдотья, и принялись укладывать их в домовины. Даниил пошёл на кладбище, помог Ивану докопать могилы, а затем сказал:

— Обряд похорон будут вершить утром. Нам же с тобой пора отправляться в путь на поиск князя Одоевского.

— Верно говоришь.

— Но прежде я хочу побывать в городе.

— Иди, ты должен там всё увидеть, — ответил Пономарь.

Оставив Ласточку пастись рядом с Вороном, Даниил ушёл в город. Он ещё был весь в огне. Многие дома уже сгорели совсем, только груды головней пылали, а у других стены ещё стояли, объятые пламенем. Дом Питирима показали Даниилу жители, которые уже кружили близ погорелья.