Воевода

— Ты все тот же и все так же дерзок, — подбоченясь, хмыкнул половец, — только ты забываешь, что тут земля не императора и даже не князя, которому ты теперь служишь, а орды хана Белашкана.

— Отчего же. Я это помню. И прибыл сюда, чтобы говорить с ним.

— А кто тебе сказал, что хан станет с тобой говорить? — нарочито вздернул бровь куренной.

— Ну, если императору Комнину не зазорно со мной говорить и князь переяславский усаживает меня за свой стол, то и перед Белашканом мне предстать можно.

— И все так же упрям, — хмыкнул Теракопа. — Я так понимаю, что это не моя добыча, а подарки моему хану, — ткнул он в тюки рядом с Михаилом.

— Да, они предназначены для твоего хана. Но ты можешь отобрать их, если тебе так хочется.

— Сотник Михаил, — многозначительно произнес куренной.

— Да, это я.

— Я запомню. Ну и как ты собираешься нести свои дары?

— Никак не собираюсь. Обожду Белашкана здесь. Ну или ты можешь выделить часть коней и своих людей в помощь.

— А что же твои?

— Мои уже уходят. — Михаил обернулся и подал знак Гавриле.

Даже несмотря на разделяющее их расстояние и шлем с полумаской, было видно, что уходить тот не желает. Но и приказа не ослушался. Контакт состоялся. Вытаскивать сотника не нужно. Командира теперь предстоит ожидать в заранее оговоренном месте.

Куренной смотрел на Михаила, даже не пытаясь скрыть, насколько он восхищается наглостью этого русича. Мало того, не выдержав, он залился смехом, указывая на него и обращаясь к своим воинам, типа учитесь, недомерки, как надо.

— Клянусь, когда тебя убьют, я не пожалею золота, чтобы выкупить у хана твою голову. Я сделаю из твоего черепа чашу и буду пить на пирах только из этого кубка, пока не найду ему достойную замену.

— Согласен, Теракопа. Но только не когда меня убьют, а если меня убьют.

— Думаешь остаться в живых?

— Даже если тебя съест чудовище, то у тебя всегда есть два выхода.

Половец поймал паузу. Потом посмотрел на Михаила, слегка склонив голову, мол — переведи. Ну что тут сказать, не сообразит мужик никак. Не его вина в том, что у него имеются пробелы в образовании и эрудиции. Кстати, он скорее удивляет в этом плане, чем вызывает пренебрежение.

— Либо ты придешься ему не по вкусу и его стошнит. Либо ты окажешься вкусным и он сходит тобой в кустики, — пояснил Романов.

— Йа-ха-ха-ха!!!

Куренной смеялся так заразительно, что воины поддержали его, даже не понимая, в чем шутка. И продолжалось это довольно долго. В какой-то момент Теракопа даже закашлялся, да так, что Романов откровенно испугался за его здоровье. Не дай бог, еще надорвет себе чего и изойдет кровью, не доведя посланца до орды.

— Нет. Я никому не уступлю твою голову. Я уже хочу этот кубок, — утирая слезы, скорее просипел, чем произнес куренной.

После чего отдал приказ своим людям помочь нахалу и погрузить все его имущество. При каждом воине имелось по заводной лошади. Так что место нашлось и для даров, и для самого Михаила. Что не могло его не радовать.

Первая часть была сыграна на отлично. Ведь мало, что Михаил жив и пока свободен, так еще и куренной не отдал приказ преследовать ладью с пограничниками. Скрывать это от Романова не имело смысла. Его же людям, несмотря на извилистость Арели, хватит времени, чтобы еще до заката достигнуть Славутича.

До кочевья было не так чтобы и близко. Им пришлось отмахать километров десять, прежде чем перед их взором предстал курень Теракопы. Первое, что увидел Михаил, когда они перевалили за очередной увал, это огромная шевелящаяся бурая масса. Ему еще никогда не доводилось наблюдать стадо, заполонившее все пространство, какое только мог охватить взор.

Понятно, что в степи хватает возвышенностей и низин. Если ты не на господствующей высоте, то твой обзор будет достаточно ограничен. Так что морем увиденное им назвать можно было лишь с натяжкой. Но картина поистине завораживала. Он просто не представлял, что вообще возможно собрать такое количество скота на ограниченном пространстве. И ведь это стадо только одного куреня.

В середине этого скопления двигались кибитки и шатры кочевников. Никакой ошибки. Именно шатры. Ну или юрты. Не важно. Смысл в том, что около трех десятков располагались на огромных повозках, которые тянули упряжки быков. Реальные дома на колесах. В смысле, по площади. Принадлежали они однозначно половецкой знати. Жилища остальных перемещались в кибитках и во вьюках.

Умом Романов понимает, что численность вот этого куреня порядка шести-семи тысяч человек. А вся орда, если и превысит сорок, то совсем немного. И кочует она по территории, сопоставимой с его родным Ставропольским краем. Как результат, плотность населения ну о-очень скромная. Потому как эта земля может прокормить миллионы. Однако даже вид одной ее части, собравшейся на ограниченном участке, производил впечатление той самой орды, что накатывает неумолимым приливом.

Степняки кочевали не плотной массой, а распределившись по фронту с определенными интервалами между куренями. Перемещаться меньшим количеством, может, было бы и целесообразней, но не так безопасно.