Воевода Шеин

Шеину очень не хотелось идти на встречу с князем. Его сердце почувствовало, что там предстоит жестокий разговор. Но отказать Сапеге он не мог и потому, сделав лёгкий поклон, ушёл следом за слугой.

Князь Черкасский лежал в малом флигеле чуть в стороне от большого, где с приездом Михаила обитали Шеины. Пока Михаил шёл, у него нашлось время подумать о том, как вести себя с князем. Но оказалось, что и думать Михаилу было не о чем. Он всегда относился к князю доброжелательно, и, если бы не горячий, мстительный нрав Черкасского, они могли бы стать добрыми знакомыми. Во всяком случае Михаил решил быть сдержанным и почтительным — всё-таки человек пролил кровь — и постараться вселить в князя надежду на то, что он ещё встретит достойную себя супругу. С такими побуждениями Шеин вошёл во флигель и в небольшой комнате увидел лежащего на ложе князя. Похоже, тот потерял много крови и был очень бледен. Но в глазах у него не было страдания, боли, они светились мрачно. Михаилу трудно далось понимание «светились мрачно», но он смирился, произнёс как можно мягче, приветливее:

   — Здравствуй, Димитрий Мамстрюкович. Доктор сказал, что твоя жизнь вне опасности. Ты скоро поднимешься в седло и сможешь вернуться в Россию. Я пришёл на твой зов.

   — Ты не садись предо мной и прелестных слов не говори. Я знаю, что поднимусь в седло, и лишь для того, чтобы наказать тебя и весь твой род. А говорю тебе это потому, что не скоро увижу. Вот как вернёшься на Русь, знай, что первый враг твоего рода — это я, а со мною и все князья Черкасские. Теперь иди. Я сказал всё.

   — Но я-то ещё не всё сказал, — возразил Шеин. — У нас нет причин для взаимной борьбы. В тот первый кулачный бой мне не надо было сбивать тебя на лёд. Так уж получилось. И потому прости. Знал бы твой нрав, я бы пальцем тебя не тронул. А теперь прощай. — И Михаил Шеин направился к двери.

Князь Черкасский застонал от злости и ярости, и эти чувства заглушили боль в ране. Никто в жизни не обижал его так жестоко, как это сделал только что воевода Шеин, счёл Черкасский. Рядом с ложем стоял столик, на котором лежали разные вещи. Он схватил одну из них — это была китайская фарфоровая чашечка — и запустил ею вслед Шеину.

Михаил слышал, как разбилась о дверь чашка, и понял степень ярости оскорблённого князя. Он подумал, что мира между ними не будет никогда, и сожалел о том. Но за себя он не боялся. Любой конец в этой схватке не страшил его. Он переживал за своих близких, за дочь, жену, зятя, которые всего через день могут оказаться беззащитными перед лицом коварного врага. Что ему стоит, поднявшись на ноги после ранения, нанять гулящих людей — а они и в Польше есть — и натравить их на беззащитных и бесправных заложников! Вернувшись в трапезную, Шеин не сел на своё место, но прошёл к Льву Ивановичу и сел возле него.

   — Я вижу, что ты расстроен, воевода, — сказал Сапега и, взяв чистый кубок, наполнил его вином и подал Шеину. — Давай выпьем. Сегодня ты не имеешь права на печаль. Посмотри на дочь и зятя. Они счастливы. Будь и ты счастлив.

   — Ты прав, ясновельможный пан, надо забыть о печалях, — ответил Шеин и выпил вино.

   — Пью и я с тобой, воевода. Да хранит твоих детей Господь Бог, а мы Ему поможем.

На другой день ещё до полуденной трапезы в имении Льва Сапеги началась суета сборов в дорогу. Провожали не одного Шеина, но и его близких. Ранним утром этого дня, когда Лев Иванович выходил на обязательную прогулку, за ним последовал Шеин. В парке между ними завязался разговор. Его начал Михаил и прежде всего выразил свою просьбу:

   — Ясновельможный пан, три года вы были для моих близких за отца родного. Этого я никогда не забуду. Но вот пришёл для них трудный час, и я прошу вас ещё об одной милости. Да, по воле короля они живут у вас как заложники. Пусть это и дальше так будет. Я же прошу отправить жену, дочь и зятя в какое-нибудь наше глухое имение под стражу воинов, под надзор старост.

   — Ты переживаешь за их судьбу из-за князя? — спросил Сапега.

   — Да, ясновельможный пан.

   — И у тебя есть основания?

   — Да. Это пороки кровной мести.

   — Что же между вами случилось?

   — Когда мы были молодыми, я поверг князя на лёд в кулачном бою.

Лев Иванович осмотрел Шеина, улыбнулся.

   — Ты мог это сделать. — И задумался. — Язычество. Это страшно. — И после долгой паузы сказал: — Я исполню твою просьбу, воевода, и сегодня после обеда вы вчетвером отправитесь в путь. Вместе вы проедете вёрст сто до местечка Лида. За Лидой есть селение Радунь. Оно принадлежит мне. Там есть крепкий дом. Староста Прошак. У него три десятка боевых холопов. Вот они и будут охранять твоих близких. Там они скоротают время до твоего освобождения из плена. Об одном прошу: накажи своим, чтобы не сотворили каких-либо вольностей. Это им и тебе в урон. Сам понимаешь.

   — Всё так и будет, ясновельможный пан, без вольностей.

   — Я распоряжусь, чтобы вам дали карету и возок. Вот и всё, воевода Шеин. Мне не хочется с тобой расставаться. Но что поделаешь.

Лев Иванович слегка кивнул головой и углубился в парк.