Воевода Шеин

Михаил заметил, что вельможи и священнослужители сбивались в группы родовыми кланами. Три брата, Василий, Димитрий и Иван Шуйские, не покидали дворец и Грановитую палату целыми днями. Они будто ждали миг, чтобы ухватить для себя нечто важное. Что ж, Шуйские у всех великих князей и у царей были в чести. Их всегда в числе первых ставили. И поговаривали в эти дни, что, ежели царь Фёдор преставится, то Шуйские потянутся к престолу и попытаются захватить его. Не зря Василий Шуйский повторял множество раз в застолье, что в их руки должна перейти державная корона. А причина одна: Шуйские — Рюриковичи и идут, как они заверяют, от самого великого князя Александра Невского. Вот и кружили в кремлёвских палатах князья Шуйские, чтобы корону царскую подхватить, когда будет падать с головы Фёдора Иоанновича.

Но и князья Мстиславские не хотели упустить своего. Глава этого рода князь Фёдор Мстиславский числился первым боярином на Руси той поры. Правда, это первенство пытались у него отобрать Фёдор Романов с братьями. И то сказать, он и три его брата были племянниками царицы Анастасии, первой жены Ивана Грозного. У россиян эта царица была в великой чести, и выходило, что отблеск этой чести падал на весь большой род князей Романовых.

Кружил в царских палатах в эти дни среди вельмож ещё один претендент на царский престол — дворянин Богдан Бельский. Возомнил он, что и у него есть право на русский трон. Было же время, когда он чуть не в обнимку ходил с самим государем всея Руси Иваном Грозным. Однако честь у Богдана Бельского была невысока. При царе Фёдоре его мало кто терпел за заносчивость и дерзость. Были во дворце такие вельможи, которые поговаривали, что Бельский повинен в смерти Ивана Грозного: зелья ему поднёс, от которого у государя кровь пошла из носа, ушей и даже из глаз.

Михаил Шеин не мог быть очевидцем смерти Ивана Васильевича, но, день за днём встречаясь с Богданом Бельским, всё глубже познавал его вздорный нрав и пришёл к мысли, что Богдан мог отравить царя Ивана Грозного.

Все эти вельможи, начиная от князя Василия Шуйского и кончая окольничим[7] Богданом Бельским, теперь ждут не дождутся, когда царь Фёдор скончается и откроет дорогу к престолу. Михаил Шеин пытался представить себе, какие меры предпримет Богдан Бельский, чтобы захватить трон Руси. Считал Михаил, что у Богдана хватит дерзости ворваться со своими холопами во дворец и засесть в нём, как в крепости. Конечно же, Михаил не знал всей правды о жизни Богдана Бельского, не ведал, на что тот способен.

И был ещё один вельможа в царском дворце, который мог претендовать на русский трон. А если верить дворцовым слухам, то выходило, что правитель державы Борис Годунов томим жаждой достать корону. Говорили же, что после угличских событий он искал по всей московской земле ведунов и ясновидцев, добивался у них узнать, быть или не быть ему царём. Слышал Шеин, что некие ведуны, оба рыжие, Катерина и Сильвестр, нагадали ему, что царём он будет ровно семь лет. И говорили, что на радостях он закричал, что ему бы хоть семь дней пробыть под короной.

Какими путями, неведомо, но два мнения ещё задолго до кончины царя Фёдора сошлись в одном: после Фёдора быть царём Борису Годунову. Этому мало кто верил. Но если бы кто-то в эту пору проник в душевный мир патриарха всея Руси Иова, то поверил бы, что пущенная в пользу Бориса Годунова молва имеет под собой прочную почву, которую вспахал в своей душе этот патриарх.

Да, Борис Годунов больше, чем кто-либо другой, мог рассчитывать на то, что россияне позовут его всем миром встать на осиротевший престол. Всем россиянам было ведомо, а более всего московским вельможам, что, не будь рядом с царём Фёдором Бориса Годунова, Русь никогда бы не обрела благоденствия и мира на долгие четырнадцать лет царствования Фёдора. Борис правил державой умело и мудро. Царская казна никогда не пустовала, но прирастала капиталом год за годом. Москва обновлялась. Белый город — это было детище Бориса Годунова. Он дал ему жизнь, он пёкся о том, чтобы в нём поднимались палаты, дома, храмы, достойные возвышаться в стольном граде. А главное — народ во время правления Бориса Годунова не голодал, не бедствовал и меньше, чем в иные годы подвергался жестоким набегам крымской орды и опустошительным вторжениям польско-литовских войск.

Подспудные страсти продолжали бушевать в кремлёвских палатах, а царь Фёдор той порой медленно и невозвратно угасал. С амвонов и с папертей кремлёвских храмов ещё возвещали архиереи, что царь Фёдор Иоаннович здравствует, но в самих соборах и церквях уже всё тише хоры пели акафисты[8], всё чаще повторяли молитвы об усопших. Ведуны предсказали час кончины царя Фёдора в богоявленскую ночь. Их предсказания сбылись.

В полдень шестого января 1598 года пришла на Соборную площадь Кремля неизвестная старица, благообразная и чистая, и запела, раз за разом повторяя: