Воевода Шеин

Михаил Шеин был согласен с мнением воевод и полковников. Он сам понимал, может быть, острее других, что захват поляками дороги на Дорогобуж — это всё равно, что схватить клещами за горло.

В ту же ночь Шеин повёл три полка на переправу через Днепр. К утру ратники были на правом берегу Днепра и с ходу пошли в наступление на Жаворонкову гору, где были главные силы поляков. К врагу не сразу удалось подойти вплотную. Поляки открыли огонь из пушек картечью. И ратникам пришлось залечь под огнём врага. Но у поляков было туго с пороховыми зарядами, с картечью, они вскоре прекратили обстрел, и Шеин поднял ратников на штурм горы.

Сражение продолжалось с переменным успехом полный день. И всё-таки русская рать вынуждена была отступить. Поляки имели значительное превосходство в силах. Их конные отряды маневрировали и нападали на русских воинов то со спины, то с боков. Уже смеркалось, когда русская рать отошла к реке. Подсчитали потери и к вечеру воевода Шеин знал, что лишился больше двух тысяч человек. Таких потерь не было в течение года.

Угнетало Шеина то, что сражение проиграно и он не может вновь повести воинов в наступление. У стрельцов не было зарядов, а иноземные солдаты не хотели драться врукопашную. И это значило, что если он возобновит штурм горы, то потеряет всё войско. Как жаждал Михаил в эту ночь, чтобы из Москвы наконец-то подошли свежие полки! А ведь о них шёл разговор всё лето! И Шеин понимал, что у Владислава появилась свобода действий. Он мог двинуть силы к Дорогобужу. А там... Михаил Шеин представил себе всё, что будет дальше, настолько ясно, что у него пошёл мороз по коже. Дальше будет так: поляки захватят Дорогобуж и в их руках окажутся все припасы, заготовленные для войска в течение лета. А это значило, что в русском стане наступит голод, который уже сейчас давал о себе знать. Воины уже не брезгуют варить конину, когда в боях убивают их коней.

Вскоре, как и предполагал Шеин, король Владислав отправил под Дорогобуж большие отряды конных запорожских казаков и полк польских уланов. Дорогобуж был занят без какого-либо сопротивления. И захватчики не задержались в нём. Они сожгли его, все запасы продовольствия, какие не могли забрать, вывезли боеприпасы и покинули город, предав его огню.

Весть о взятии и сожжении Дорогобужа острой болью отозвалась в груди воеводы Шеина. Ещё в сентябре он получил весть о том, что к Дорогобужу идут большие силы русской рати. Почему же она шла до города более месяца? Потом было написано: царь Михаил Фёдорович «назначил на выручку Шеина из-под Смоленска следующих лиц: бояр и воевод князя Черкасского с дьяками Шипулиным и Волковым, стольников и воевод князей Одоевского и Шаховского, Куракина и Волконского с дьяками Леонтьевым и Дехтуровым». Все эти воеводы стояли во главе полков и должны были идти под Смоленск, но, к своему позору, за минувшее время не дошли даже до Дорогобужа, позволив полякам и казакам разграбить и сжечь город.

Той порой король Владислав, получив вести о сделанном в Дорогобуже, приказал своим гетманам «оседлать» все пути, ведущие из Смоленска в Москву, в том числе любые кружные. Михаил Шеин понимал, какую цель преследовали поляки. Всё было просто: если до этого он, Шеин, держал в осаде Смоленск и был момент, когда ему совсем немного не хватило сил овладеть крепостью, то теперь всё изменилось и польское войско приступило к осаде русской рати. И эта осада с каждым днём принимала более явственные и зловещие очертания. Встретившись с Измайловым поздним вечером в землянке большого острога, Шеин без каких-либо преувеличений обрисовал Артемию положение русской рати:

   — Мы, брат мой, приближаемся к пропасти. В то время как в Вязьме и Можайске до сорока двух тысяч ратников ждут почти всё лето, когда их поведут под Смоленск, мы здесь в хомуте оказались. Осталось только супонь затянуть.

   — И затянут, Борисыч, — с горечью отозвался Артемий. — А не затянут, так голодом уморят. Сухарей у нас сохранилось на неделю. А пшено за два дня разойдётся. Других же харчей нет. И соли в обрез.

   — У меня никак в голове не укладывается то умышленное зло, какое чинят воеводы, не выполняя повелений царя.

   — Давно я считаю, Борисыч, что наши бояре и воеводы не с поляками воюют, а против нас. Все эти Салтыковы, Репнины, Челяднины и Черкасские лишь жаждут, чтобы мы поскорее здесь погибли.

   — Это верно, брат.

   — И ещё скажу важное. Иноземцы волками на нас смотрят, воевать они вовсе не хотят: мы, дескать, голодными биться не желаем. И при первом удобном случае они нас предадут.

Вскоре же Михаил Шеин стал свидетелем ссоры между двумя иноземцами. Когда поляки стали обстреливать из пушек лагерь русских и особенно донимали англичан и немцев, полковник Сандерсон потребовал от Шеина дать ему другое место расположения, где можно было бы укрыться от вражеских ядер. Шеин собрал на совет всех воевод и полковников, спросил их:

   — Как вы считаете, можем ли мы сбить поляков с горы Жаворонковой, чтобы лишить их обстрела нашего стана?

Полковник Лесли заявил без сомнений:

   — Если мы собьём с горы противника, это будет нашей победой.