Ещё пребывая в Новодевичьем монастыре, Борис Годунов распределил воеводство над войском между пятью сильнейшими воеводами. Главная рать была отдана под начало князя Фёдора Мстиславского. Справа от главной рати был поставлен полк князя Василия Шуйского. Левый полк был поручен князю Ивану Голицыну. Передовой полк выпросил себе жадный до лавров князь Димитрий Шуйский. Сторожевой полк принял князь Димитрий Трубецкой. Послал Борис Годунов на всякий случай запасных воевод: князей Глинского, Черкасского-старшего, Шестунова, бояр Сумбуловых и братьев Годуновых. Сына своего, отрока царевича Фёдора, государь назначил почётным воеводой без войска.
Было при войске и много священнослужителей. Провожая из Москвы войско и Бориса Годунова, патриарх Иов прослезился. Михаил Шеин заметил это и подумал, что у патриарха есть основание прослезиться, но не от горя, а от радости: исполнилось его желание видеть Бориса Годунова во главе державы. К тому же и войско государь возглавил — в кои-то веки такое было... Сказали хронисты и о Михаиле Шеине: «Шеин находился в этом походе против крымского царя Казы-Гирея в числе самых приближённых к царю лиц...»
Однако у патриарха в эту пору были основания не только радоваться, но и опасаться резких перемен в жизни державы. Он помнил, что Борис Годунов уходил воевать с Казы-Гиреем невенчанным государем. И едва он отошёл от Москвы на день пути, как по стольному граду поползли слухи, что поскольку тверской великий князь Симеон Бекбулатович ослеп и уже не претендует на престол всея Руси, то вместо него настало время царствовать на Руси «законному престолонаследнику» князю Симеону Шигалеевичу.
Эти слухи, как поветрие, догнали Бориса Фёдоровича уже в пути. Он мужественно отверг их и продолжал движение навстречу орде Казы-Гирея. Михаил Шеин был всё время вблизи государя и весь ход событий и подготовки к боевым действиям узнавал в числе первых. Он знал, что навстречу Казы-Гирею вышло почти пятисоттысячное войско россиян. Подобную рать Русь никогда не поднимала со времён Куликовской битвы. Знал Шеин и то, что по всей линии обороны воздвигаются гуляй-города[14], ставятся засеки и туры[15] для защиты пушек.
Когда всё было готово, Борис Фёдорович послал в стан Казы-Гирея гонцов с наказом передать ему, чтобы он направил в русский стан своих послов для переговоров о мире. И велено было сказать Казы-Гирею, что государь всея Руси не желает губить своих ратников, он может пойти на уступки, если таковые будут выполнимы.
Хан Казы-Гирей принял предложение Бориса Годунова и послал в стан россиян самых важных мурз с требованием, которое русский государь не мог выполнить. Хан жаждал битвы. Его воинам, особенно турецким янычарам[16], хотелось поскорее ворваться в русские города и селения и вволю награбить добра, увести в полон тысячи россиян и россиянок, увезти тысячи малолетних детей.
Но никому — ни хану, ни его воинам, ни турецким янычарам — не удалось на этот раз утолить свою алчность. Борис Годунов обвёл Казы-Гирея вокруг пальца. Целый день ехали его послы по увалам, холмам и полям через великий стан русского войска. Страх обуял мурз, когда они увидели несметную русскую силу, вооружённую ружьями, пушками, укрытыми турами и гуляй-городами, каждый из которых был похож на крепость. И когда, наконец, их привезли в сельцо Кузьминское, они забыли, что наказывал им передать русскому царю хан Казы-Гирей.
— Каковы ваши условия, послы, будем ли воевать? — спросил самого важного мурзу Борис Фёдорович.
— Отпусти нас в орду, русский царь, — отозвался важный мурза.
— Зачем вам торопиться? — сказал с усмешкой Годунов. — Завтра вас повезут в другую сторону, и там посмотрите, воевод моих увидите. Авось подскажете кунаку[17] Казы-Гирею, как биться с русской ратью.
Среди послов нашёлся-таки отважный воин, самый молодой и сильный князь. Он приходился родственником хану Казы-Гирею и гордо заявил:
— Мы будем биться с тобой, русский царь, если не уйдёшь за Москву. Она будет нашей столицей.
— Ты удалой, но и дерзкий воин, — заметил Борис Годунов. — Как тебя зовут?
— Князь Асташи. Мой род — это тысяча воинов, и они все со мной.
— Слушай, князь Асташи. Сейчас я позову сюда такого же молодого, как ты, воина. Если ты победишь его в сабельном единоборстве, я отпущу тебя и всех, кто с тобой, в орду. Нет — тогда не взыщи. Не люблю дерзких посланников, которые к тому же хвастаются.
— Ха! Ты меня не испугал, русский царь. Мой хан возьмёт за меня сто тысяч русов в плен. А биться я буду с любым твоим воином, если он князь или боярин.
— Ты и бараньей головы не стоишь, не только ста тысяч воинов, — с презрением посмотрел на крымчака Борис Годунов и повернулся к своему окружению.
Он увидел князей Андрея Глинского и Юрия Черкасского, старшего брата Димитрия Черкасского. Они опустили глаза. Государь понял, что они трусят, и взглянул на Михаила Шеина. Тот улыбался, и эта улыбка побудила Годунова послать Шеина на единоборство. «Он верит в свои силы», — мелькнуло у государя, он позвал к себе Шеина. Тот подошёл. Годунов спросил: