Воевода Шеин

   — Вот и славно. А сказал мне ангел Господень, что нынешним августом ждёт нас светопреставление. Грядёт кара Господня на русскую землю. В яркий августовский полдень наползут на град Москву и округу на сто вёрст тучи небывалые чёрные, закроют солнце, прихлынет холод и пойдёт снег до той поры, пока не укроет все поля и леса, сёла и деревни. Реки и озера закуёт льдом.

   — И что же, всё погибнет? — зябко передёрнула плечами Мария. — Да за чьи же это прегрешения?

   — Господь отметит грешников. Да пострадают тысячи невинных.

   — Но что делать, Катерина? — спросил Михаил.

   — Ты воин, и тебе одно остаётся: как в поле стоишь против врага, так и здесь встань, близких заслоняя грудью.

   — Против врагов проще. Тут всё не так.

   — Верно. Но у тебя в Суздале есть дом, вот и отвези не мешкая туда матушку и Машу. Ещё Измайловых возьми. А другого совета у меня нет. — Катерина помолчала, потом добавила: — Харчами запаситесь года на два. — И принялась оглаживать Марию. — У тебя всё будет славно...

Михаил и впрямь не стал медлить, поступил, как советовала Катерина. Отпросившись на службе, он увёз свою мать, Марию и мать Артемия Анну в Суздаль. Они поселились в новом доме и начали жизнь с того, что сделали хорошие запасы муки, круп и всего прочего из съестного, завели скотину. Проведя несколько дней в Суздале, Михаил с болью в сердце расстался с близкими, особенно с Марией. Два года жизни прошли у них в любви и радости, как один день, и вот, когда Маше осталось совсем немного до родов, он был вынужден покинуть Суздаль.

Ещё перед отъездом во Владимирскую землю думный дьяк Елизар Вылузгин, встретив Михаила в кремлёвском дворе, сказал ему:

   — Слышал я, что ты в отъезд собрался, так долго не пропадай. Новая служба тебя ждёт.

   — А где, батюшка Елизар?

   — На порубежье. А большего пока и не знаю.

Вернувшись в Москву, Михаил Шеин был удостоен чести встретиться с царём. Борис Фёдорович ещё пребывал в эту пору в хорошем расположении духа. Миновали два года царствования, и он жил в умиротворённой державе. Благодушный царь разговаривал с Михаилом тепло, по-отечески.

   — Я уже говорил, что тебе, Михаил, пора в рост идти. Потому поедешь в Пронск и встанешь полковым воеводой.

   — Справлюсь ли, царь-батюшка? Полк — это не сотня ратников...

   — Верю, что справишься. Да будешь ты там под началом большого воеводы, князя Тимофея Романовича Трубецкого. Он в Рязани стоит.

   — Сочту за честь служить под его крылом, — Михаил с облегчением вздохнул.

   — Как за каменной стеной за ним будешь. — Помолчав, Годунов спросил: — Слышал ли ты что-нибудь о житье Катерины и Сильвестра?

Михаил не счёл нужным скрывать что-либо о своих друзьях.

   — Лавку они держат на Пречистенке. Узорочьем торгуют. И Господа Бога молят о милости к россиянам.

   — Ох уж эти ведуны, всегда что-то вещают, — рассердился царь Борис Годунов. — Да будем надеяться, что Господь защитит нас от напастей. Ты-то им поверил?

   — Да, государь.

   — Ну, вольному воля.

Провожая Михаила Шеина, Борис Фёдорович смотрел на него с чувством доброй зависти. Бог не дал государю ни силы, ни молодецкой стати, потому он всегда завидовал таким россиянам, каким был Михаил Шеин. Ещё при царе Фёдоре он вместе с ним старался принимать на службу таких приметных отроков, какими были Шеин, Скопин-Шуйский. И с царём Фёдором у Годунова не было расхождения в этом вопросе. Оба они любили видеть во дворце красивых и сильных служилых вельмож. Оттого и расставался царь Борис со своим служилым человеком с грустью: всё-таки благо Руси было для него превыше всего.

Из дворца Михаил отправился в Разрядный приказ. Там из рук Елизара Вылузгина он получил путевую грамоту.

   — Не посрами чести отца, — сказал Михаилу в напутствие дьяк.

   — Не будет сраму за мной, — ответил пожалованный в воеводы Шеин.

Из Кремля Михаил отправился на Ходынское поле, где ему должны были передать пополнение в Пронск — две сотни стрельцов со шведскими ружьями. Получив в своё распоряжение конных воинов, Михаил подумал, что ему нужно подобрать себе стременного. Нельзя воеводе быть без него, считал Шеин, но торопиться не стал. Стременной — это особый человек при воеводе, и важно, чтобы они душевно сошлись.

Москву Шеин покидал с грустью в душе. Его не пугало то, что ждёт впереди. Он грустил оттого, что расстался с Машей и не знал, когда теперь доведётся увидеть её. А ещё ему хотелось прижать к груди дитя-первенца. Кто это будет, дочь или сын, — неважно, его сердце готово принять и девочку и мальчика. Оставалась в груди и боль от разлуки с другом Артемием, который теперь был ещё и родственником. Когда Михаил вернулся из Суздаля, Артемия уже не было вблизи князя Фёдора Мстиславского, а куда его послали из Москвы, Шеин так и не узнал. Одно потешило его самолюбие: князь Димитрий Черкасский тоже был отправлен на береговую службу куда-то под Брянск.