Воевода Шеин

   — Суть его важная уже оттого, что мы с тобой сидим с глазу на глаз. В оное время, ещё до гибели царевича Димитрия, Борис Фёдорович искал ведунов-чародеев, которые сказали бы ему, наречено ли судьбой ему царствовать. И ведуны сказали, что да, судьба благоволит ему и он будет царствовать семь лет. Так семь-то лет истекают, и Борис Фёдорович беспокойство проявил. Говорят, что ищет тех ведунов, которые предрекли ему царствовать, и никак не найдёт.

   — А я здесь при чём, князь-батюшка?

   — То-то и оно, что при том. Ведомо боярину Семёну Никитичу Годунову, что ты с ними встречался в Покрове, в Суздале и в Москве. Сказывают, что лавку они держали на Пречистенке, а ты там бывал.

   — Верно, бывал: матушке серёжки в подарок покупал.

   — Так вот царь-батюшка тебя и вызывает для того, чтобы ты, удачливый человек, нашёл тех ведунов и к царю на поклон привёл.

   — Но я не знаю, где они пребывают.

   — Верно. А царь тебе не поверит. Он уверен в другом: где бы ты ни появился, ведуны встретятся тебе.

   — Но так не бывает.

   — И я думаю, что не бывает, потому и позвал тебя к себе. Как придёшь завтра во дворец к государю, пусти во спасение ложь малую. Во спасение государя, — значительно добавил Шуйский. — А ложь сия видится мне в том, чтобы вселить в государя надежду на долгое и безмятежное царствование.

   — Князь-батюшка, но я непривычен лгать.

   — Верю. Однако наступи себе на горло, солги. Скажи, что видел в Чистый четверг сон, будто бы Борис Фёдорович на свадьбе твоей дочери был посажёным отцом. Мог прийти к тебе такой сон?

   — Мог. Но ведь должен быть резон, а я его не вижу.

   — По той причине не видишь, что в Москве много лет не был.

   — Почти четыре года.

   — Вот-вот. А за эти четыре года государь аспидом стал. Второй же аспид — его дядя Семён. Они вкупе хуже батюшки Ивана Грозного лютуют. Потому будет лучше для Руси, ежели Борис Фёдорович процарствует, сколько Господь Бог отпустил и ведуны приговорили, — разгорячился князь Василий Шуйский и тем самым выплеснул сокровенное.

И понял Михаил всё сказанное Шуйским так, что не следует ему ни ведунов искать, ни ложь в оборот вводить, а постараться всё пустить на самотёк, как реки руслами текут. И если им суждено втечь в болото и сгинуть там, значит, судьбой так предопределено.

Посидели, помолчали двое воевод. Медовухи пригубили, Михаил ломтик копчёной севрюги съел. А затем Шеин всё-таки раскрыл свои мысли, потому как Шуйский ждал от него откровения.

   — Я так понял, князь-батюшка, что лучше всего мне завтра ссылаться на волю Божью. Ведь только воля Господня властвует едино над всем, над государями и простыми смертными.

Василий Шуйский, к удивлению Михаила, повеселел.

   — Я всегда считал тебя, Михайло Шеин, разумным человеком. И вот о чём прошу напоследок. Завтра, как будешь в Разрядном приказе, ненароком попросись ко мне в войско. Собираю я его на татя Ивашку Болотникова. Ты, поди, слышал, как он разгулялся и тоже в цари рвётся. Дам я тебе полк хоть левой, хоть правой руки.

   — Спасибо за честь, князь-батюшка. А мне лестно будет повоевать под твоим началом.

   — Вот и поговорили вдоволь. Теперь и к дому поторопись, — вставая, произнёс Шуйский.

   — Да уж засиделся я у тебя, князь-батюшка. А душа-то домой рвётся.

Князь и воевода расстались. Шеин поспешил из палат. На крыльце его ждал младший брат Шуйских Иван. Он с улыбкой сказал:

   — Подари мне своего стременного. Страсть, как люблю весёлых людей.

Шеин положил на плечо Ивана руку, мягко ответил:

   — Невозможно сие, Ваня. Он мой побратим, а это больше, чем брат.

И Шеин заторопился к своему коню, которого держал Анисим. Воины уже были в сёдлах. Вид их говорил, что они и хмельного выпить успели, и закусили изрядно. Как выехали за ворота, Михаил сказал:

   — Теперь давайте вскачь до дома. Авось наверстаем упущенное.

У Михаила было хорошее настроение. Понял он, что Шуйский затеял какую-то крупную игру и втягивал в неё его, Шеина. А он никогда не чурался игр, лишь бы они честно велись.

Вот и Рождественка, вот и дом, где родился и вырос Михаил. У ворот он спешился и, прежде чем Анисим успел подбежать к калитке, сам постучал в неё. Знал, что привратник всегда рядом. Ан нет, калитку открыла незнакомая женщина, спросила:

   — Тебе кого, барин?

   — Я приехал домой, голубушка. Я боярин Михаил Шеин, — сказал он и вступил во двор. — Открывай-ка шире ворота.

   — Прости, батюшка-боярин. Я недавно служу у вас. Меня зовут Аграфена, и я в нянях у Катеньки.

   — Прощаю, Аграфенушка. Где же моя доченька, где её матушка? — шагая к дому, спрашивал Михаил.

   — Доченька в кустиках в ляльки играет, а матушка-боярыня кафтан тебе вышивает.

Михаил, подбегая к дому, увидел в зарослях жасмина «гнёздышко», в котором хозяйничала Катя. Он раздвинул кусты.

   — Здравствуй, Катенька, — сказал он негромко.

Девочка посмотрела на него большими синими глазами.

   — А ты кто?

   — Я твой батюшка.

Увидев Аграфену, Катя бросила игрушки, побежала к ней.

   — Нянюшка, я хочу к матушке.

Она уткнулась в подол юбки Аграфены. Та взяла Катю на руки и направилась в дом.

   — Идём, батюшка-боярин, а то ведь проку не будет, — молвила она.

   — Так откуда ему быть, коль незнакомы, — отозвался Михаил.