Воевода Шеин

В доме было, как всегда летом, прохладнее, чем во дворе. В прихожей знакомые вещи, в трапезной — тоже. Со второго этажа спускалась боярыня Елизавета. Увидев её, Михаил подумал: «Господи, как она постарела!» Он поспешил ей навстречу.

И она увидела сына, остановилась на последней ступени лестницы.

   — Наконец-то, сокол залётный, вспомнил о нас.

Михаил обнял мать, склонился к ней, поцеловал.

   — А ты нисколько не постарела, матушка.

   — Полно, полно. Годы никого не щадят. — Она тут же сказала няне: — Аграфена, позови Машу. А Катю дай мне. — Взяв её на руки, повернулась к сыну. — Внученька, это твой батюшка.

   — Иди ко мне, чадушко моё. Я вернулся с войны.

Михаил протянул руки к дочери. Она умоляюще поглядела на бабушку, но всё-таки пошла на руки к отцу. А он, прижав Катю к груди, почувствовал, что у него от волнения разрывается сердце. Он молчал, гладил её густые волосы цвета спелой пшеницы и тихо шептал: «Господи, как ты мне желанна, доченька. Ты же вылитая мама».

И в это время в трапезную вбежала Мария. Сверкая белозубой улыбкой и синими глазами, она подлетела к Михаилу и обняла его вместе с Катей.

   — Молитвы мои дошли до Господа Бога. Наконец-то ты вернулся, сокол мой ясный!

И Катя поверила, что она на руках у батюшки, запустила ручонки в его бороду. Ведь это про него ей каждый день повторяла матушка: «Вот батенька приедет!»

Радость в доме Шеиных царила в этот день до позднего вечера. Наконец все отправились на покой. Лишь у Михаила и Марии в эту ночь покоя не было. Однако к этой блаженной ночи прибавились и огорчения от того, что рассказала Мария о пребывании Шеиных в Суздале.

   — У нас по осени побывал Сильвестр и привёз от тебя поклон. Мы были так рады тому, что ты жив и здоров. А тут вдруг уже перед самым отъездом в Москву пришёл к нам некий странник, черноликий, глазами плутоватый, и сказал, что ты погиб в схватке с ордынцами. А когда мы приехали в Москву, был человек от князя Черкасского и говорил он мне, что князь Димитрий просит моей руки, даже невзирая на то, что я вдова. Прогнала я того свата, да что толку. Дважды ещё давал о себе знать князь Черкасский. А ведь брата его царь вместе с Романовыми подверг опале...

Слушая рассказ Марии о московских событиях, Шеин испытывал в душе новое смятение. Пришла мысль о том, что Москва сейчас похожа на вулкан, который вот-вот начнёт извергать лаву и камни.

Утром на другой день Михаил не поспешил чуть свет в Разрядный приказ. Ему не хотелось туда идти. Он погулял с Катей, которая уже не дичилась его, побеседовал за трапезой с матушкой, сходил к воинам в людскую, узнал, как они себя чувствуют. Анисиму сказал, чтобы по всем житейским нуждам шёл к матушке Елизавете. Усмехнувшись, добавил:

   — Она у нас в доме за воеводу.

Только к полудню Михаил пешком отправился в Кремль на встречу с дьяком Елизаром Вылузгиным. Тот за минувшие три с половиной года усох лишь самую малую толику и по-прежнему был деловит и подвижен. Михаилу он выговорил:

   — Поздно пришёл. Ты ведь нужен в первую очередь не мне, а царю-батюшке. Теперь скачи в Коломенское.

   — Так я без коня, батюшка-дьяк, — сказал Михаил, пряча ухмылку.

   — Иди к дворецкому Степану Васильевичу. Даст из царской конюшни. Да вновь не задумай мешкать, — погрозил дьяк пальцем.

До Коломенского от Кремля семь вёрст. Надо спуститься на мост через Москва-реку за храмом Василия Блаженного, миновать Земляной город по Поварской улице. За рекой будут видны монастыри Симонов и Крутицы. А дальше всё вдоль берега Москва-реки по полевой дороге, которая приведёт прямо в село Коломенское. И не так уж много времени прошло, как Шеин очутился вблизи царского летнего дворца. Стражникам он сказал, что вызван царём, и они пропустили его в дворцовую усадьбу. А у дворца рынды остановили Шеина. Они узнали его и были ему рады, показали:

   — Царь-батюшка на реке в беседке. Туда и иди.

До Москва-реки рукой подать. Скорым шагом Михаил дошёл до склона берега и увидел построенную на воде небольшую итальянскую деревянную беседку, которую называли ещё и ротондой. Широкие окна её были распахнуты, и у одного из них сидел Борис Годунов. Все во дворике уже знали, что в последнее время царь искал одиночества, и Михаил подумал, что лучшего места не найдёшь для одинокого общения с неторопливо текущей рекой. Течение завораживало, и грустные думы, казалось, уплывали с водой. Поодаль на берегу, так, чтобы видеть царя, прохаживались трое телохранителей. Михаил стал спускаться к ротонде, и к нему подошёл один из них, который тоже помнил Шеина:

   — Боярин, ты зван к царю?

   — Скажи государю, что Михаил Шеин приехал.

Молодой, статный воин легко сбежал к ротонде, передал то, что велел Шеин, и так же легко одолел подъём.

   — Иди, Михаил Борисыч, царь ждёт тебя, — сказал воин.

Михаил шёл медленно. Он даже себе не хотел признаться, что волнуется. Но это было так. Уняв кое-как волнение, он вошёл в ротонду.

   — Многие лета здравия тебе, царь-батюшка всея Руси.

   — Спасибо, воевода. Я знаю, что ты всегда желаешь мне добра. Но скажи, как на исповеди: я плохой или хороший царь?