Воевода заморских земель

Гриша вытащил из-за пазухи кусок плотной бумаги, больше напоминающий твердую ткань. На нем аккуратными синими и красными линиями был вычерчен подробный план дворца и храма. С лестницами, оградами, помещениями и потайными ходами. Отдельно было помечено место содержания Вани. И – красными стрелочками – показан путь бегства.

– Молодец, Гриша! – сказал Олег Иваныч, в мельчайших подробностях представив себе племянницу тлатоани красавицу Шошчицаль, высунув язык, усердно вырисовывающую чертеж.

– Нам бы еще план города.

– Нарисует, – кивнул Гриша. Адмирал-воевода только присвистнул. Надо же.

Он был какой-то грустный сегодня, молодой новгородский дьяк. Впрочем, не только сегодня, а с тех пор, как начались его ночные похождения. Вот и теперь. Не ложась спать, заходил кругами по комнате. Сел рядом с воеводой.

– Ты знаешь, Олег Иваныч, как я люблю Ульянку, – тихо прошептал дьяк. – И дите у нас с ней скоро будет. Люблю.

– Ну, так в чем же дело?

– Шошчицаль. Она очень, очень хорошая… не говори ничего, Олег Иваныч! И очень несчастлива. Стать вдовой в четырнадцать лет! А через год – овдоветь вторично. Чуешь, какая слава? Дядя, правитель Ашаякатль, ее, конечно, любит. Но не настолько, чтобы ссориться из-за нее со жрецами. А те имеют на Шошчицаль свои виды. Мол, угодна будет богам.

– В жертву хотят принести, сволочи!

– Так, – Гришаня кивнул. – И наш знакомый воевода Тисок тоже к ней метит. Трех жен уже на тот свет спровадил – все мало. Боится его Шошчицаль. Был бы хороший человек – вышла б, не раздумывая, а так… Говорит: что к Тисоку, что с башни головой вниз. К тому ж Тисок – предводитель воинов-«ягуаров», а из ее рода братья – воины-«орлы». В общем, жалко девку. Красивая, добрая, иногда так засмеется – ровно колокольчики зазвенят.

– Эх, Гриша, Гриша, – вздохнул Олег Иваныч. – Ты в нее влюбился, что ли?

– Не знаю, – еле слышно отозвался молодой дьяк.

В окно пахнуло золотым жаром – над грозной столицей теночков вставало солнце.

Глава 12 Крепость Теспатль – Теночтитлан. Июль 1478 г.

Змеи на стенах, змеи в углах,

Змеи в кастрюльках, змеи в глазах,

Змеи повсюду, змеи – везде…

Серое солнце в холодной воде.

Андрей Романов, «Змеи»

С какой непонятной мукой

Встретил тогда я взор твой!

Я увидел себя безутешным,

А тебя я увидел – мертвой!

Хуан Клементе Сенеа, «Фиделия»

Солнце садилось. Пряталось за горами на западе, отражалось в перевернутом зеркале тускло-голубого, палевого на западе, неба. Черные тени скал тянули к долине Анауак длинные, изломанные отрогами, лапы, с гор тянуло прохладой. В небе над скалами, высматривая добычу, парил орел; прячась в густых зарослях акации, на пересечении горных тропок, жалобно скулил одинокий койот, хитрый и коварный зверь, добыть которого под силу далеко не всякому охотнику. Правда, на что он и нужен-то, этот койот? Ни шкуры с него нормальной, ни мяса, один жир, что используют колдуны для приготовления самых омерзительных снадобий. Вот и не промышляли особо койотов – а те наглели, шарились вблизи дорог, искали добычу, а иногда и нападали на спящих одиноких путников. Вот и сейчас – скулил койот почти у самой дороги, что, змеясь меж отрогами гор, тянулась в Анауак из далекого Масатлана.