Воевода заморских земель

Он сам не понял, как… Словно вдруг со льда озера поднялась снежная пыль и ударила его по глазам. От полученного удара Гриша медленно повалился на снег, не чувствуя, как мгновенно подхватили его ослабевшее тело чьи-то сильные, чрезвычайно сильные руки…

— Оставайся здесь, Томайхомэй. — Швырнув связанного пленника в нарты, распорядился Ыттыргын. — Ты убьешь преследователей и догонишь меня в сопках. Вместе мы поедем за Чельгаком.

— Да будет так, — отозвался юный богатырь.

Он убил всех преследователей — да их немного и было. Догнал упряжку Ыттыргына и вместе с ним направился к югу — именно туда вели следы нарт Чельгака.

В стылом полярном небе сияла серебряная луна.

Глава 5 Река Индигирка. Ново-Дымский острог. Зима 1476—1477 гг.

И, наклоняя липа ниже,

Сжав рукояти шпаг своих,

Мы знали все, что ближе, ближе

Час поединков роковых!

В. Брюсов, «Освобожление»

Если от Индигирки-реки повернуть на запад и ехать, меняя оленей, четверо суток вверх по соседней реке Берелех, к исходу четвертого дня редкий лесок станет гуще, деревья — матерей и выше, а снег под полозьями нарт украсится плотной вереницей песцовых следов.

Близ реки, в небольшой узкой долине, белой от слежавшегося снега, стояли яранги. Одна, две… восемь. Похрипывали в загонах олени, тянули к кормушкам влажные толстые губы. Вообще-то, летом здесь больше яранг было, куда как больше — да откочевало еще по осени большинство оленных людей — подальше к югу подались, к корму да зверю. Одни лишь воины задержались да старый шаман Чеготтай — разведать до весны, что за люди появились на берегах Индигирки-реки, надолго ли да каких ждать от них пакостей? А пакости уже были — Ыттыргын, старший над молодежью, дурную весть привез. Убили белые люди старика Итинги, что припозднился с кочевьем, да не одного его убили, еще и внучку, красавицу Еджеке. Вчера камлал шаман — просил духов заоблачной тундры принять новых поселенцев. Удачное было камлание — напившись мухоморовой настойки, в исступлении выл Чеготтай, катался полуголым по снегу, как когда-то в молодости, не чувствуя холода. И не зря ведь! Явились-таки духи, открыли свое повеление — не будут спокойны души убитых, покуда не принесены в жертву убийцы. Услыхав шамана, содрогнулись молодые воины, даже опытный богатырь Ыттыргын побледнел. Знали все — нет ничего хуже, чем неупокоенные души умерших. До весны, до лета, а может, и дольше, будут бродить они по тундре, пить кровь оленей да высасывать силы у людей. Повстречать такого бродячего мертвеца — к верной смерти. Потому — срочно нужно было разыскать убийц, впрочем, Ыттыргын это и без Чеготтая знал. Привез с собой пленного. Пленник оказался молодым, в красивых одеждах, в малице, украшенной нитью из сверкающего солнцем железа, что водится на юге, в земле якутов. Видно — не простой человек, шаман или сын вождя. Тем лучше. Тем угоднее духам…

— Готовьте пленного, — после того как тела убитых отвезли далеко в тундру, приказал шаман. — Через три дня, едва покажет полглаза великий дух света, начну пытать.

Ыттыргын кивнул. Через три дня. Хорошо б к этому времени найти убийц. Эх, кабы знать язык белых! Может быть, и сказал бы пленник, где искать нелюдей. Ва, а ведь тут может помочь хитрый эвенк Иттымат! Он ведь где-то рядом со стойбищем ошивается, вместе со своей упряжкой. Подумав, Ыттыргын кликнул Чельгака с Томайхомэем.

А хитрый эвенк Иттымат, едва закончилась пурга, вновь нарисовался у острога. Ждал железо. Расставил ярангу, разжег очаг, в холодной части — чоттагыне — развесил мороженое мясо. Немного настругал костяным ножом — пообедал. Вышел из яранги наружу — и нос к носу столкнулся с целым отрядом белых!

Оглянулся — ярангу уже окружили, бежать поздно. Закланялся:

— Мир вам, добри луди.

— Ишь ты! — удивился молодой воин в теплой телогрее, наброшенной поверх кольчуги. — Олег Иваныч, господине, тут, кажись, русский знают.

Олег Иваныч, сбросив широкие, подбитые беличьими шкурками лыжи, быстро подошел ближе, подозрительно оглядывая хозяина яранги. Самоед — среднего роста, в странном, расшитом бисером полушубке мехом внутрь, глядел на него сощуренными глазами-щелочками и широко улыбался. Плоское лицо жителя тундры было покрыто толстым слоем оленьего жира.

— Я — русский боярин, — ткнув себя рукой в грудь, представился Олег Иваныч. — Ты кто?

— Иттымат я, господина. Эвенк, не чукча, нет, — снова закланялся Иттыммат. — Заходи в яранга, однако. Сидеть, говорить будем. — Иттымат гостеприимно распахнул край чоттагына. Пахнуло теплом и запахом протухшего жира.