Воевода заморских земель

Зрители-чукчи оцепенели.

Олег Иваныч поднял забрало и улыбнулся, кивнув на поверженного соперника:

— Геронтий, перевяжи человека. Кажется, мы еще с ним не договорили.

В этот момент один из молодых воинов — Чельгак, схватившись за копье, что-то прокричал остальным…

— Стойте! — Олег Иваныч поднял вверх меч. — Переведи им, дед. — Он строго посмотрел на Ирдыла. — Если они так уж хотят умереть… то пусть сначала посмотрят, как это будет.

Воевода махнул одному из воинов с аркебузой. Тот кивнул и, положив тяжелое ружье на воткнутую в снег рогатку, тщательно прицелился в соседнюю ярангу. Вопросительно взглянул на Олега Иваныча.

— Пли! — скомандовал тот.

Раздался грохот. Вырвавшееся из дула ружья пламя опалило стоявших поблизости чукчей. Оторванные клочья верхней части яранги медленно закружились в воздухе. Охотники-чукчи в ужасе попадали на колени.

— О, огнедышащие духи! — взмолился, ползая по снегу, Ирдыл. — Не гневайтесь на неразумный народ мой.

К Олегу Иванычу подошел Геронтий. Наклонясь, вытер о снег окровавленные руки:

— Перевязал твоего вражину. Жить будет — силен. Кстати, пока вы тут развлекали народишко, один из местных чуть не сбег. — Геронтий усмехнулся. — Смотрю: бочком, бочком — и к саням ихним. Крикнул оленям — тут я аркан и метнул — обучен. Парень тот в заднем чуме, хочешь — поговори.

Воевода задумался. Некогда вроде особо разговаривать… хотя…

— А ну, давай их всех в один чум: главного — того, что я подранил, пойманного, ну и толмача деда.

— Еще раз говорю — мы не желаем вам зла, — вытирая со лба пот, в который раз повторил Олег Иваныч. — А тот, что убил ваших людей… Мы за него не в ответе. Убили вы его — правильно сделали. Кстати, а где его одежда?

Ирдыл с поклоном протянул кафтан, шубу, рубаху…

— Геронтий, проверь. — Адмирал-воевода предал вещи убитого лекарю, впрочем, давно уже не только лекарю, но и его доверенному лицу.

— Скажи им, старик, — мы уйдем летом. Уплывем на больших челнах далеко-далеко навстречу солнцу. Мы сохраним им жизнь и не будем нападать на их стойбище. Только один человек нас интересует — тот, что у них в плену. Впрочем, они знают…

— Взгляни-ка, Олег Иваныч. — Геронтий протянул какой-то продолговатый предмет, похожий на скрученный кусочек пергамента. — В шов зашит был, в кафтане, — пояснил он.

Олег Иваныч развернул… написано по-немецки, четкими готическими буквицами:

— «Податель сего, Игнат Греч, имеет право бесплатно пользоваться услугами всех людей Ганзы на территории Новгорода и сопредельных земель. Олдермен Якоб Шеихаузен». Однако! — Олег Иваныч присвистнул:

— Похоже, вот тот, кого мы с Гришей давно искали.

Он таки уговорил раненого Ыттыргына, расположив к себе шутками и весельем.

— Молодой воин Чельгак проводит тебя к стойбищу, — приподнявшись на локте, хрипло произнес Ыттыргын. — Но… — Он вдруг закашлялся, затем, отдышавшись, продолжил: — Дай слово, что поедешь туда один!

Олег Иваныч молча протянул раненому богатырю руку.

Они ехали молча — да и как было говорить? Чельгак не знал никаких языков, кроме родного, а старик Ирдыл остался со своими. Помимо меча и арбалета, Олег Иваныч прихватил с собой и аркебуз. Тяжелое ружье — пока не было разделения на мушкет и более легкий аркебуз, все назывались одинаково — лежало в задней части нарт. Там же позвякивали припасы. Ходко бежали олени по льду реки Берелех, ходко и плавно. Давно загорелись в небе желтые звезды, и серебристая луна заливала тундру своим дрожащим светом. Глядя на нее, затянул Чельгак грустную протяжную песню. Пелось в ней о юной красавице Бджеке с бровями чернее спинки соболя, убитой коварным врагом с растрепанной бородою. Никогда больше не сядет Бджеке в нарты, никогда больше не обнимет возлюбленного — никогда…