Кое-как объяснив на пальцах Чельгаку, что его миссия выполнена, они повернули нарты обратно. Молодой воин покачал головой. Ему нужно было в стойбище, а пришлым людям — обратно. Но они ведь не умеют управлять упряжью. Конечно, олени и сами помнят дорогу, лишь бы им не мешать. Да ведь как объяснить это?
Чельгак присел на снег, нарисовал что-то костяными ножнами, подозвал Олега Иваныча — смотри, мол. Олег Иваныч догадался, кивнул, и Чельгак улыбнулся. Впервые за много дней. Поняли друг друга, слава духам тундры.
Они простились. Чельгак пошел вверх по реке, к стойбищу, радуясь, что все так удачно прошло: Ыттыргын ведь просил вернуть пленного, не показывая чужаку стойбища. Так и вышло. Чельгак расправил плечи и зашагал вперед, как человек, довольный неожиданно свалившейся с плеч ношей.
— Ой, слава Господу, наконец-то! — бросив шитье, Софья крепко обняла мужа. — Как я соскучилась за эти дни, как прислушивалась к скрипу снега, к шагам на палубе — может, ты? Поди, голодный? Ну, садись же, буду тебя потчевать… Давай протягивай ноги — сниму сапоги… Вот так… Теперь кафтан…
— А рубаху-то, может, пока необязательно, Софьюшка? — оторвавшись от поцелуев, улыбнулся Олег Иваныч.
— Как это — необязательно? — Софья хитро прищурилась и, быстро скинув платье, улеглась навзничь на ложе, призывно глядя на мужа: — Иди же сюда, не сиди сиднем…
Олега Иваныча упрашивать было не надо…
— Там, по твоему поручению, коч осмотрели, — уже ближе к утру вспомнила Софья. — Ну, этот, «Семгин Глаз»… В маленьком сундуке протокол и вещи… Да куда ж ты? Дня-то дождись, чай, успеется.
Не в силах ждать до утра, Олег Иваныч распахнул крышку сундука. Заплечный мешок. С биркой — «принадлежность пропавшего Игната Греча». В мешке деньги — не ахти какие, запасная рубаха и мелкие неприметные камешки, по виду — грузила… Грузила? Олег Иваныч хлопнул себя по лбу. Никакие это не грузила, это…
— Наконечники самоедской стрелы, — согласился днем Гриша. — А мы-то гадали, где эти самоеды? Так вот, оказывается, кто… Говоришь, ганзейскую бумагу у него в одежде нашли? Похоже, и Евдоксю — он… Ну, вот и покончили с гадом. Жаль не мы — самоеды.
— Чего у тебя с шеей, Гриша? — словно невзначай, поинтересовался Олег Иваныч. — Не заболел ли?
— Что? Ой… — Гриша смутился — вся шея его была покрыта весьма характерными гематомами, в простонародье похабно именуемыми засосами. — То не я, то Ульянка все.
— Так и хорошо, что Ульянка, а не какой-нибудь Прохор Кузьмич! — захохотал Олег Иваныч. — Кого это там несет? Ишь, как по крыльцу-то топочет. Ровно медведь.
В резко распахнувшуюся дверь вбежал Ваня. В расстегнутом зипуне, раскрасневшийся, взволнованный:
— Вот вы здесь сидите, а там… там…
— Да что там-то, отроче? Самоеды напали? Вроде не должны.
— Да какие самоеды! Солнце! Солнышко показалось! Пока самый краешек. Бежим скорей на крыльцо, посмотрим!
Весь народ острога высыпал на улицу. Многие стояли, взявшись за руки. Все, задрав головы, смотрели на юг, где, далеко-далеко на горизонте, показался над заснеженной сопкой оранжевый край солнца. Показался, но вскоре исчез, окрасив малиновыми лучами северное полночное небо.
— Солнышко! Солнце, — проносилось в толпе. Расцветали улыбками изможденные лица, задорно смеялась молодежь, а многие — плакали.
Солнышко… Солнце…
Глава 6
Залив Аляска — о-в Ситха (Восточное побережье Северной Америки). Июль 1477 г.
Ты, родимый, справь мне лодку!
Матушка, ветрило сладь
— Я пушусь по синю морю
Дочку Севера искать.
В корме «Святой Софии», бросившей якорь в заливе, близ острова, называемого местными индейцами — Ситха, опять торчала стрела. С каменным наконечником, тщательно отшлифованным древком и черными перьями ворона — тотема одного из местных племен.