Воевода заморских земель

А потом были гнус и мошка, и ветер, и огромные волны, и жестокий шторм в том месте, которое много лет спустя назовут Беринговым проливом. А потом еще один шторм — у Алеутских островов, и еще один — у Кадьяка — так и не подошли тогда к этому большому острову — побоялись разбиться о камни. И так уже потеряли шесть кораблей, из экипажей которых мало кто спасся — океан не любил шутить. Ветра дули сильнейшие, хорошо хоть, слава Богу, попутные — корабли, даже неповоротливые кочи, летели вперед словно стрелы. И вот наконец пришло время сделать остановку для ремонта и отдыха. Не думали, что местные индейцы окажутся такими негостеприимными, ведь на Алеутских островах новгородцам оказали весьма теплый прием: местный князь — тойон — даже устроил по такому случаю пир, правда, выпросил у Олега Иваныча с десяток стальных мечей и кирасу. Пришлось дать — куда деваться? Вот и здесь бы так, но… покуда не получалось.

На «Святой Софии», как, впрочем, и на других кораблях, не умолкая, стучали топоры — меняли сломанные штормом мачты и реи. Олег Иваныч решил пройтись по острову — понаблюдать за ходом работ и охоты. Потянулся было к кирасе, да, махнув рукой — жарко! — прицепил к поясу шпагу. Стукнул по пути в каюту Гриши:

— Эй, летописец! Я на берег, составишь компанию?

Григорий положил перо — он вел журнал экспедиции, занося в толстую книгу все более-менее значительные события, как-то: шторма, острова и встречающиеся по пути народности, типа вот алеутов с тлинкитами. О последних он и раньше был наслышан от алеутского тойона, даже записал в журнал несколько индейских слов, так, для памяти: «Гьин — вода, тлинхит — человек, кимья — солнце, шьявит — женщина, куух —раб».

— Сейчас иду, Олег Иваныч, только чернила просохнут.

Они сели в привязанную к корме лодку и поплыли к берегу. Лес мачт высился слева и справа — то стоял на якоре могучий новгородский флот. С седловатых бортов каравелл угрожающе торчали пушки. Олег Иваныч горделиво повел плечами — экая мощь! Что им какие-то индейцы!

Привязав лодку к дереву у впадения в залив небольшого ручья, адмирал-воевода и старший дьяк неспешно направились вдоль береговой линии, усыпанной круглыми, источенными водой камнями. Повсюду — на берегу, в лесу, у ручья — слышались веселые крики ушкуйников. Люди радовались хорошему спокойному дню, ясному небу, работе — пусть тяжелой, но нужной. Не умолкая, стучали топоры. Вот наконец послышался треск — завалили дерево — высокую сосну или ель. Обрубили сучья, обвязали веревками, потащили — эхма! Тут же рядом, на берегу, женщины варили обед, разложив с десяток, а то и больше, костров. В котлах булькала вкусная мясная похлебка. У крайнего кострища, за кустами, ближе к ручью возились Ульянка и Софья. Хоть и не боярское это дело — пищу готовить — да ведь охота, чем еще заняться-то? На корабле сиднем сидеть? Вон, Геронтий с Ваней еще спозаранку в лес Ушли — искать целебные травы.

— Обедать будете? — обернулась к подошедшим Ульянка — красивая, молодая, с ярко-голубыми глазами, ну и глазища — словно два омута. Черная, как смоль, коса заброшена на грудь.

Олег Иваныч улыбнулся, отрицательно покачал головой — потом, мол. Обнял жену — в зеленом, расшитом золотыми нитками-канителью, приталенном сарафане-, с распущенными по плечам волосами, Софья вряд ли выглядела сейчас старше Ульянки.

— Ну, ладно, ладно… — шутливо отстранилась она. — Принеси-ка лучше, дров. Вон, у дерева, мужички с утра нарубили.

— У дерева? Где? Не вижу. — Олег Иваныч притворно развел руками.

Софья усмехнулась, пошла с мужем. Оказавшись в тени деревьев, обернулась… Олег Иваныч схватил ее в объятия и жарко поцеловал в губы. Эх, кабы кругом народу поменьше!

Все ж пришлось оторваться от столь увлекательного занятия. Кликнул Гришу и вместе с ним пошел в глубь острова по одной из многочисленных троп, явно указывающих на его обитаемость или, по крайней мере, на довольно частую посещаемость племенами тлинкитов — кому тут еще быть-то? Хотя, на первый взгляд, лес и маячившие впереди горы выглядели довольно мирно. Тенистые еловые заросли, пахнущие свежей смолой, прыгающие по стволам белки, перестук дятлов — все это вдруг напомнило Олегу Иванычу детство — пионерский лагерь близ Приветненского, на берегу Финского залива. Даже взгрустнулось немножко, но не так, чтобы очень, — назад, в прошлую жизнь не позвало.

— Хорошо-то как! — посмотрев вверх, на солнечные лучи, пронзающие коричневато-зеленый полумрак, на белок и дятлов, на хрустящие шишки под ногами, тихо сказал Гриша. — Помню, давно уже, ездили мы с владыкой — тогда еще игуменом Феофилактом — в Дымский монастырь, что недалеко от Тихвинского посада. После заутрени пошли с братией в лес, за грибами, а потом… — Григорий вздохнул. — Интересно, а здесь есть ли грибы?

— Наверное, — пожал плечами Олег Иваныч, осторожно переступая через узкий ручей. — Рано еще для грибов-то. А рыба точно есть, смотри-ка, форель!