Воеводы Ивана Грозного

Совсем другая история с сыном А.Д. Басманова-Плещеева, Фёдором Алексеевичем Басмановым-Плещеевым. К началу опричнины у него было всего две заметные службы: во-первых, в полоцком походе зимой 1562–1563 гг. Фёдор Алексеевич занимал очень скромную должность поддатни у рынды с третьим саадаком, а затем просто присутствовал в царской свите[314]. Во-вторых, после взятия города 15 февраля 1563 г. его отправили из-под Полоцка с реляцией о победе ко двору Старицких[315]. Когда в 1564 г. Алексей Данилович заперся от крымских татар в Рязани и отстоял город, сын был вместе с ним. Вот, собственно, и всё. После учреждения опричнины Ф.А. Басманов получил дворовый чин кравчего, но в первые годы на военной службе оставался малозаметной персоной. Он был «воеводой для посылок» в походе осенью 1567 г., прерванном на полпути, и лишь затем получил пост первого воеводы передового полка, развернутого весной 1568 г. в составе трехполковой опричной рати против литовцев в Вязьме[316]. И вот в 7077 (1568–1569) г. его ставят первым воеводой большой пятиполковой опричной рати под Калугой и даже подчиняют ему «лутчих людей» из земского войска[317]. Триумф! Притом триумф, которому предшествовал на редкость краткий служебный маршрут. Но, вместе с тем, и последнее воинское назначение перед опалой… Р.Г. Скрынников сообщает некоторые данные о службах Фёдора Алексеевича, на первый взгляд, способные изменить представления о его боевом опыте в сторону увеличения; однако данные эти не отличаются достоверностью и могут лишь ввести в заблуждение. Так, Р.Г. Скрынников пишет: «Во время выступления опричной армии к литовской границе в 1568 г. он возглавлял опричный передовой полк. Около того же времени Федор Басманов был назначен первым наместником Старицы…»[318] Р.Г. Скрынников ссылается на записки Г. Штадена. Но передача Штаденом фразы Ф.А. Басманова: «Этот уезд (Старицкий — Д.В.)… отдан теперь мне»[319], — еще не свидетельствует, что тот был именно старицким наместником. Иными словами, Фёдор Алексеевич был ненамного опытнее И.Д. Плещеева в военных делах, поднявшись на высшую ступень командирской иерархии. На военной службе он не проявил себя ни самостоятельными победами над неприятелем, ни долгой честной работой на переднем крае, и в этом смысле по заслугам перед отечеством стоит ниже Ивана Дмитриевича. Еще С.Б. Веселовский собрал о нем ряд крайне негативных высказываний: князь А. Курбский, немцы-опричники Таубе и Крузе, а также долго живший в Москве А. Шлихтинг пишут о нем одинаково неприязненно[320]. По их свидетельствам, Басманов-младший делал себе карьеру «содомским блудотворением» с царем, к тому же он жестокими интригами вызывал гнев государя против других вельмож. Г. Штаден также считает, что с Фёдором Алексеевичем «великий князь предавался разврату»[321]. Допустим, показание Курбского, ненавидевшего новое окружение Ивана IV, заведомо должно быть подвергнуто сомнению; допустим, Таубе и Крузе собирали злые сплетни и порочили всю опричнину от вершков ее до корешков; но слова Шлихтинга и Штадена, у которых не было явных причин питать предубеждение против Басманова, должны быть приняты во внимание. По всей вероятности, у современников он оставил впечатление человека скверного и порочного. Что же касается движения по карьерной лестнице, то для этого Фёдору Алексеевичу — был он содомитским фаворитом Ивана IV, или нет, — хватало влияния боярина-отца и женитьбы на племяннице царицы Анастасии Захарьиной-Юрьевой княгине В.В. Сицкой. Курбский считал также, что Фёдор Алексеевич «…зарезал рукою своею отца своего Алексея»[322], — надо полагать, отводя от себя обвинения в измене и показывая верность Ивану IV. Однако это известие вызвало сомнения по части достоверности у целого ряда исследователей. Во всяком случае, Басманов-младший не был казнен в результате общей большой опалы на Плещеевых, но и постов при дворе и в армии больше не занимал. Дата и обстоятельства его смерти неизвестны. Лишь С.Б. Веселовский указывает на одну довольно странную деталь: «Во вкладной книге Троицкого монастыря в 1570/71 (7079) г. записано „По Федоре Алексеевиче Басманове пожаловал государь царь… 100 рублев“. Из этого можно заключить, что у царя были какие-то особые мотивы увековечить память Федора»[323].