Вой лишенного, или Сорвать покровы с богов

Безумный взгляд, которым она смотрела на дверь за его спиной, дорожки слез на щеках, искаженное горем лицо, то, как она говорила, будто пыталась удержать слова, будто боялась отпустить их, сломили калерата. Сальмир посторонился, поняв, что пока не увидит своими глазами, не поверит. С натужным щелчком открылся замок. Под стон петель дверь подавалась внутрь комнаты. Крепко держа Лурасу за талию, готовый в любой момент поймать хрупкое тело, мужчина позволил ей заглянуть в покои Перворожденного.

Раса вздрогнула. В сомнении затихла. Не видя, посмотрела на него пустыми глазами, а затем с недюжинной силой рванулась из мужских рук, отчего Сальмир покачнулся и отступил назад. Вместе они шагнули в комнату. Вместе ступили в полосу сумеречного света, льющегося из окна. Одновременно увидели распростертое на полу тело. Но только Лураса с надрывным криком "Антаргин" устремилась в неподвижному мужчине. Облако пыли, поднятое ею с пола, взметнулось ввысь, вторя жалобному "люблю", сорвавшемуся с бескровных губ, когда женщина рухнула на колени рядом с тем, чье сердце билось в ее груди. С ним единственным, ради встречи с которым она появилась на свет.

Ее призрачный всадник! Ее любимый! Ее единственный! Отец ее сына, суть ее самой! Антаргин!

***

Накинув на плечи шаль, Милуани подошла к окну. Несмелое солнце еще не коснулось дворцовых стен, но уже осветлило небо, раскрасив бескрайнюю глубину нежно-лиловыми цветами. Отчего-то вспомнилась сверкающая голубизна Дивейского моря. Сердце сжали тиски печали. Она так давно не видела искрящуюся гладь.

Когда-то дочь вейнгара любила бескрайние синие просторы. Любила смотреть на водяной простор из окон вейнгарского дворца. Любила шушукаться с Лурасой и вешаться на шею Матерна. Когда-то они были счастливой семьей. Трое - против всего мира.

Сейчас Луани редко вспоминала о прошлом. Закрытая свадебная карета, увезшая ее в новую жизнь, оставила позади все прелести прошлого. Смех сестры, назидания брата, строгая привязанность отца исчезли в невозвратной дали и, подернувшись дымкой былого, превратились в красочную иллюзию.

Изредка Милуани спрашивала себя, как быстро она очерствела средь грубости и жажды наживы, насквозь пропитавшей эргастенское племя. И не могла ответить. Не находила, где искать.

Казалось, что грудь ее опустела в тот миг, когда отец в прощальном жесте поднял руку. Или когда брат, приобняв, объявил, что принцепс выбрал в суженые старшую сестру. И то, и другое с одинаковой силой сокрушило ее. Отречение одного и предательство другого - вместе они отобрали ее дом, лишили счастья. Отослали в неизвестность, которая долгое время измывалась над потерянным ребенком, каковым Луани ощущала себя вдали от близких.

Обо всем этом она забыла, когда в бесчисленный по счету раз ложилась под слюнявого борова, ставшего ее мужем. Окончательно вычеркнула из своей жизни, разрешившись третьим сыном. Тогда, лежа в родильной и стискивая зубы от боли, Милуани поставила себе иную цель, и в ней не было места воспоминаниям. Многие дни она шла к тому, чтобы из бесправной жены превратиться в незаменяемого советника. Долгие годы потратила на то, чтобы стать истинной эргастенской правительницей, оставив мужу столь любимые им развлечения - женщин и охоту. Сейчас Луани была практически удовлетворена своей жизнью, за одним исключением. Время от времени ей все же приходилось делить постель с фактическим владыкой Эргастении.

Когда из алькова за ее спиной донеслись причмокивание и невнятное бормотание, лицо женщины скривилось в брезгливой гримасе. "Когда-нибудь убью гада", - зло подумала Луани, прекрасно зная, что этого не случится. Если не станет мужа, она лишится собственного положения, а потеря с трудом обретенного статуса в планы Милуани не входила.

Наградив супруга уничижительным взглядом, женщина вновь отвернулась к окну. Впрочем, узкую прорезь в стене, сложно было назвать окном. За это Милуани тоже не любила Эргастению. Ей не хватало открытых веранд и широких застекленных проемов, которыми изобилуют тэланские дворцы. В новой жизни ей недоставало света.

Она стояла, кутаясь в шаль и вспоминая светлые галереи вейнгарского замка, когда шум в коридоре привлек ее внимание. Нахмурившись, женщина повернулась к двери, чтобы увидеть, как деревянная преграда распахнулась, и в комнату вошел вооруженный Шимтар в сопровождении двух советников и трех стражников. Одного взгляда на сына оказалось достаточно, чтобы попять: мальчику надоело быть принцепсом. Надоело ждать.

Из груди женщины вырвался неуместный смех, когда личная охрана сына метнулась к ней, а будущий правитель Эргастении направился к спящему отцу. "Судьба зла", - успела подумать Милуани, когда грубые руки коснулись ее тела. Одного удара оказалось достаточно, чтобы неугодная более мать, перестала помнить себя. Отныне ее уделом станет безвольное существование умалишенной.

Глава 31