Войку, сын Тудора

— По ней они покатят орудия, — сказал капитан Арборе, помнивший приемы осман, использованные под Мангупом. — И будут стрелять в упор, чтобы пробить себе дорогу в башне, попытаются взорвать врата.

— Надо думать, так проклятые и замыслили, — кивнул Шендря. — Сделаем же и мы, как его высочество покойный мангупский князь.

Шендря отдал воинам приказ — разбирать пострадавшие, обгорелые постройки, возводить за проемом ворот новую, сплошную стену. И в это время к нему протиснулся молодой апрод.

— Измена, господине, — встревоженно доложил портарю слуга. — Ночью грек сбежал, Андреотис, из цареградских гостей. По веревке за стену спустился, едва отошли османы. Не иначе свои помогли.

— Всех купцов из фанара взять под стражу немедля, — приказал Шендря. — Зови палача!

23

Из открытой слабому ветру срединной палатки дворцового шатра падишаха вдалеке виднелась белая громада непокоренной Сучавской крепости. Ветер не приносил прохлады; напротив, под роскошные, закатанные золотом полотнища вместе с ним вливался вездесущий зной, тревожные запахи далеких пожаров. Пожары полыхали, куда ни повернись, по земле бея Штефана; татары, османы, мунтяне жгли села молдаван, молдавские жители — свои же посевы, амбары, запасы хлеба и корма — все, чего не могли унести в недоступные леса. Занявшись в одном месте, огонь, пробегая иссушенными травами по буеракам и оврагам, негаданно появлялся в другом, где его хлопья гари в сухом и ленивом ветре носились над землей бея Штефана и его людей, как было в начале похода, до битвы в Белой долине; черные хлопья собирались в тучи, опускались на правоверное войско, будто весть о господнем гневе, дерзко падали поутру и вечером на молитвенный коврик самого повелителя осман.

Ветер не облегчал тяжелого зноя, придавливавшего землю от зари до зари. Но султан не велел закрывать от него шатер. Султан Мухаммед, без конца перебирая четки из черного, крупного жемчуга, был не в силах оторвать взор от белой крепости на холма. Десять тысяч его газиев покрыло телами склоны холма, на который взобралась, став недоступной пушкам, твердыня проклятых кяфиров. В тяжелом раздумье, просеивая мыслью возможные причины неудачи, султан Мухаммед испытывал неодолимую потребность глядеть на казавшиеся в знойном мареве миражем, белые стены, о которые, однако, разбивались его алаи. Вспомнилась поговорка, заимствованная у монголов еще при великом Османе: сильному стены не нужны, за стенами сидят слабые. Что же за слабые люди там, за белыми стенами этой крепости, если их, в числе двух тысяч, не могут выволочь оттуда двести тысяч львов ислама? Что за люди, лишенные силы, если за трое суток почти на двадцать тысяч пополнили в раю славное войско хакики шехидов — истинных шехидов-героев, павших на поле брани?

Многие беки, визирь Гадымб, сам великий Махмуд перед походом твердили: «О царь мира, веди нас на Мавро-Кастро! Ключ к земле бея Штефана — ее южные крепости, Килия и Ак-Кермен!» «Охотясь на льва, не стреляют в шакалов», — таков был ответ падишаха неразумным бекам и визирям. Мухаммед не ошибся — в грохоте добрых пушек, паливших со стен Сучавы, он слышал рычание льва, хотя самого бея, по имевшимся сведениям, в столице не было.

Мысль о том, что время не служит османам, что армия может увязнуть под стенами этой крепости, тревогой кольнула султана Мухаммеда. Около трех месяцев прошло уже со дня Хызырильяса, у христиан — шестого мая, когда обычай велит выступать на войну; и почти столько же осталось до дня Касыма, по-ихнему — восьмого ноября, когда войска и флоты уходят на зимний отдых домой, когда воины и все слуги Порты, исполняющие государственные должности, от визиря до последнего чауша, надевают зимнюю одежду. Времени для похода еще немало — если надолго здесь не застрять. Кажется, все было сделано как надо. Начиная штурм, Мухаммед погнал впереди, чтобы поберечь лучшие силы, неизбежный при армии балласт — ненужный в бою человеческий хлам, чтобы заполнить хотя бы рвы. Потом послал настоящих воинов. Все было бы хорошо, Сучава давно пала бы к его стопам, если не досадная неудача наряда: его надежда, могучий наряд великого войска перед этой крепостью пока оставался бессильным. Пока! Ибо Мухаммед придумает еще способ взломать это каменное кольцо.