Положение великой армии султана Мухаммеда становилось все более трудным; а до дня Касыма в первых числах христианского ноября, когда войска и боевые корабли турецкого царства уходят на зимние квартиры, оставалось уже меньше двух месяцев. День за днем все больше осман начинало понимать, что кампания проиграна.
Джованьолли, надо сказать, с недоверием относился к различным начинаниям, предпринятым в последнее время Мухаммедом по настояниям сераскеров и визирей, по замыслам мунтян и перешедших на его сторону молдавских бояр. Особенно к походу на север княжества. Пири-бек был хорошим тактиком, Пири-бек был фанатиком, умел водить полки в бой; но стратегом он не был, а взятие важной и сильной крепости могло потребовать как раз талантов стратега. Мессер Джованни знал и о других хитрых ходах, подсказываемых султану мунтянами и молдавскими боярами, и его пугала благосклонность, с которой к ним прислушивался Завоеватель, коему подобная возня раньше всегда претила. Дело плохо, когда опорой становятся предатели, когда приходится прибегать к хитростям; значит, лев превращается в лису, значит, сила уже не за ним, ибо сильный приходит и берет, что ему захотелось, не хитря и не надеясь на козни. Что происходит с султаном, почему лев терпит такую мышиную возню?
А время торопит, время требует решений, достойных великого царя. Венгерское войско князя Батория, подошедшее к карпатским перевалам, вовсе не было пустой угрозой; загадка короля Матьяша разрешилась не лучшим образом для султана. Да и была ли в его поведении тайна? Блистательная Порта все эти годы была в состоянии войны и с Венгрией, и с Венецией, и с Польско-Литовским королевством и великим княжеством. Лишь бездействие других христианских держав, бездействие нового шаха, сменившего на престоле Ирана воинственного старца Узуна, облегчало положение империи Мухаммеда. В этом, впрочем, была также известная заслуга мессера Джованни Анджолелло; словно мышка в эзоповой басне, мессер Джованни в великой тайне тоже мог оказать помощь своему благодетелю и хозяину, о чем, к сожалению, не мог ему даже намекнуть. Незаметные гости говорящего — но и мыслящего! — попугая его величества, тайные посланцы римской курии и его святейшества в доме Анджолелло получали из первых рук вернейшие сведения, основательная проверка которых в кардинальских и папских умах незаметно и хитроумно подсказывала Риму, что выход и спасение — в умеренности противодействия Стамбулу, что призывы к крестовому походу, каждый год раздающиеся на Ватиканском холме, хороши и угодны господу, пока не приводят к подлинному сплочению западных христиан, к их совместному выступлению против Порты. Ибо Тень аллаха на земле крепко держит в руках сердце греческой веры, той восточной схизмы, в коей Рим уже сотни лет видит своего главнейшего врага. Султан движет посохом до сих пор могущественного константинопольского патриарха и не дозволяет восточной ереси чересчур разливаться по свету. Тихие, высказываемые намеками советы Анджолелло, хитроумно подаваемые мессером Джованни достовернейшие сведения и привели, хотя бы отчасти, к тому, что папа Сикст, славя бея Штефана громкими речами, втихомолку и на деле всячески мешает действенной помощи деньгами, оружием и войском, в которой бей Штефан теперь так нуждается.
Хитрые клирики Рима, сказать по правде, ведут себя весьма неразумно, слушая осторожные подсказки мессера Джованни, истинно преданного слуги своего падишаха. Клирики Рима, хитрые, но неумные, не в силах понять, чем является Земля Молдавская для христианских стран Европы. Так было двадцать три года тому назад с Константинополем; только когда город пал, христианская Европа, не желавшая ему помочь, почувствовала наконец, как много он для нее значил. История упорно повторяет свои уроки, а люди с тем же упорством отвращают от них зрение и слух.
А ведь он, Джованьолли, это понимал. В душе он искренне восхищался храбрым палатином Молдовы. Уважал за безмерное мужество, не утраченное и после неудачи.
Более всего мессер Джованни был поражен, когда Штефан, разбитый в сражении, не скрылся в одной из мощных крепостей, которые сам построил, не затворился за стенами с немногими отборными четами, а остался на воле, в лесах, с народом своей земли. Это было не по правилам, не так поступали властители многих стран, в которые вступали турецкие армии. Они запирались в каменных гнездах, последних своих оплотах, откуда османы вскоре и выводили их в цепях. Штефан-бей не поддался такому соблазну, рождаемому более страхом, чем рассудком, и тем доказал, что обладает душой и разумом истинно великого государя. Нет, не ждал Анджолелло успеха от похода Пири и его войска. Дай еще бог, чтобы из этого сомнительного дела благополучно вернулся благородный юноша Юнис-бек, с которым мессер Джованни в эти тяжкие дни сдружился.
Снаружи, с майдана послышался жуткий вопль. За кисейной занавесью в углу шатра беспокойно зашевелилась Аника; пленница почти все время проводила во сне. Анджолелло хлопнул в ладоши; белая чалма верного Саида мгновенно появилась у входа.