Войку, сын Тудора

Было слышно лишь чавканье талого снега под копытами двух боевых коней. И в безмолвии воинов и полководца звучал еще давний, поколениями продолжавшийся разговор соседей. Штефан задумчиво всматривался в мужественные лица потомственных хранителей семиградских границ. Не зная, кто они, можно было легко принять их за его собственных людей. Такие же усатые, жилистые здоровяки в простецкой одежде, с копьями и луками, топорами и палицами, саблями и щитами из плетеной лозы, покрытыми толстой кожей, иногда — куском медвежьей или турьей шкуры. Под густыми бровями поблескивали спокойные глаза, серые или карие, и только изредка у старших можно было увидеть внезапно вспыхнувшее при виде двух знакомцев застарелое недоверие. Некоторые секеи были лучше вооружены, у некоторых из под грубых крестьянских бурок блестела чешуя кольчуги и даже стальные пластины наборного доспеха. Но статью, застывшими в грозном ожидании чертами — всем были схожи с хозяевами воинственные гости Земли Молдавской. И вправду, они ведь прискакали с гор, с которых три века назад тоже спустились предки Штефана и его народа.

— Я знаю тебя, войник, — сказал Штефан, остановив коня перед кряжистым смуглым горцем с длинным лицом, до того иссеченным шрамами, что оно казалось нарочно покрытым узором, каким деревенские гончары украшают кувшины. — Где мы с тобой встречались?

— Под Дьердем, князь, — с усмешкой ответил секей, снимая мохнатую шапку-шлем. — Этот рубец, — он ткнул пальцем в темный шрам над левым усом, — твоя государева памятка.

Господарь вспомнил один из набегов на секейщину, когда он охотился на укрывавшегося в Семиградье убийцу своего отца, собственного дядю Арона. Сжигая городки и села, отряд чуть было не настиг Каина-воеводу. Помешала, внезапно навалившись из-за горы, чета секеев, сущих дьяволов, среди которых был и этот многократно меченный молодец.

— Значит, свиделись, — улыбнулся воевода. — Не держишь, стало быть, зла?

— К чему, государь? — горец странно усмехнулся. — Ты свое дело делал, мы — свое. С соседом случается и подраться, но ежели у него — пожар, можно ли не поспешить на помощь?

— А погасили огонь, — опять друг друга за грудки? — подмигнул ему Штефан.

— Только не мы, государь, — с той же усмешкой промолвил семиградский воин, кивнув в сторону своих товарищей. — Мы дали клятву: кто покажет спину — тому от своих же смерть. Мы с тобой уже не соседи, а земляки: всем, наверно, оставаться в твоей земле.

Сердце сурового воеводы дрогнуло. Штефан снял с шеи золотой крест и надел его на шею былого противника.

— Спасибо, друг. И всем вам, друзья, спасибо. Бог милостив, еще встретимся, да на братском пиру, не в сече.

Оставив пана Костю внизу, воевода осмотрел пушки на второй возвышенности у дороги, а затем поднялся на длинный лесистый холм, где собрались главные силы его небольшой армии. Наверху туман был реже. Штефан объехал боевые порядки польских витязей, поставленных ближе к шляху, — резерв расположившегося ниже заставного полка. Потом повернул коня к собственному войску.

Серо-бурые, под стать древесной коре, молдавские отряды стояли в лесу, враги не могли их увидеть, даже если бы рассеялся туман. В естественной маскировке простого платья воины совсем растворились за кустарниками опушки, но князь видел их хорошо, ибо сам указал накануне место каждому стягу. Затаились городские четы, возглавленные пыркэлабами и капитанами гарнизонов. Нетерпеливо переминались боярские четы, набранные владетелями поместий из числа их холопов. И ждали своего часа, сжимая оружие, бойцы крестьянских полков.

Штефан знал, где они теперь, словно мог разглядеть каждого в лесу и тумане — от главной заставы на пути Гадымба, где за секеями стояли мадьяры, до дальнего склона, куда он отправил два замыкающих полка из лучших воинов.

Рядом с ним были стойкие в бою, хотя и малоповоротливые соединения горожан, прибывшие из Сучавы, Орхея, Белгорода, Тигины, Васлуя, Романа, Кымпулунга, Килии. На свой счет снарядившиеся, по собственной воле выступившие жители его городов; наемные отряды на бешляг они отправили еще раньше и теперь явились сами — неуклюжие, преданные, готовые к любой жертве. Гонимые на землях дедов своих за веру свою или племя, либо просто в поисках счастья, эти люди, при Штефане или его предшественниках, поселились на Молдове, где их не спрашивали, ни кто они, ни какому богу молятся. И вот пришли защищать свое общее гостеприимное убежище от опасности.

Позади них стояли гынсары. Самая храбрая часть городской голытьбы да вышедшие из лесных убежищ отчаянные лотры, грабители с больших дорог. Война несла прощение этим висельникам, а с ним — возможность пограбить, на сей раз — врага. Гынсары, под крепким надзором княжьих капитанов, были добрыми бойцами в чужой земле, во время набегов, но худшей частью войска, когда надо было защищать страну. Вот и поставил их ныне господарь позади мирных, но честных своих воинов-горожан.