Хорошо, вы справились. У вас всего лишь два чемодана, вы, слава богу, без детей, потому что они выросли! А если бы не выросли? Не надо думать о страшном. Вон там, в двадцати метрах, приветливые огни павильона метро! Скорее туда! Ха-ха-ха.
Ха-ха-ха-ха-ха. Щас прямо. Так она в метро и вошла, корова понаехавшая! Не-е-ет, текел тебе на роду написан и фарес. И упарсин, упарсин! И еще раз упарсин! Тут закрыто! Ага! Навеки заколочено! Иди в обход! На разъезжающихся ногах, с двумя внезапно потяжелевшими чемоданами, придерживая сумочку зубами, вы спускаетесь к остановке такси (дюжина ступеней). Вам радостно сообщают цены, у вас темнеет в глазах; нет, как-нибудь доберусь на метро, думаете вы, ведь всего две остановки.
Еще двадцать две ступени вниз, с чемоданами, в смрадный подземный проход. Сумочку вы уже повесили себе на шею, так, чтобы она болталась спереди, так как спина и бока у вас не защищены. В подземном проходе воняет мочой, блевотиной, пивом и смертью. Группа граждан с синими или малиновыми отеками на лицах живописно расположилась вдоль стены, в лужах вышеперечисленного. Вы вспоминаете санитарно-гигиенические нравоучительные плакаты на тему скорости и дальности распространения микробов при кашле. Вы задаетесь научными вопросами о том, путешествуют ли вирусы с той же скоростью, что и бактерии? А вот палочка Коха, она как? На крыльях ветра?
Сто метров клоаки; ваши сапожки на каблуках процокали по чужой гепатитной моче, колеса ваших чемоданов прокатились по туберкулезным лужам, шубка пропиталась тяжкой вонью сложного органического происхождения. Сто метров, но вон там свет и кассы. Турникеты. И двадцать шесть – двадцать шесть, да – ступеней вверх. С двумя, неподъемными уже, чемоданами. Вверх – туда, в тот павильон, куда можно было раньше, в кровавые советские времена, шагнуть с улицы, без труда и мучений. Потому что это вокзал, знаете, с него едут во все стороны света с чемоданами, понимаете. С детьми, чемоданами, безропотными подневольными мужьями, в Воронеж, в Челябинск, в Тьмутаракань или на другие вокзалы, и не все миллионеры, понимаете, и вот для этого строили метро. «Чтоб солнце улыбалось бетону-кирпичу, и Лазарь Каганович нас хлопал по плечу!»
Печальными коровьими глазами вы оглядываете подземные окрестности. Силы ваши на исходе. Му-у… мужчины!.. Дж… джентльмены!.. Ау!.. Но мужчины тут тоже подземные, тертые и темные, с непростыми судьбами, и доверить их ручищам свои чугунные чемоданы, тоже, знаете ли… Они на вокзал приехали не парфюм нюхать, не модели машинок выбирать, не азалию в горшке покупать. Не было у них такого порыва: а брошусь-ка я на вокзал и куплю азалию!..
Я вас оставлю там, под землей, постойте минут десять. А потом давайте вместе, вскладчину, напишем челобитную в московскую мэрию: дорогой господин градоначальник, дайте указание нарисовать Аллегорию, чтобы от пупка, значит, вверх всё розы, кудри, диадемы, два лифта и шесть эскалаторов в блеске и яблоневом дыме, а от пупка вниз чтоб инферно с аспидами, василисками и бурлением говн. И чтоб установить в центре Храма.
Должна ведь в бюджете быть статья расхода на Аллегорию, не может не быть.
Папуа
Не всех гостей «Школы злословия» мы приглашали в свою программу с целью приобщиться к Прекрасному (поэты-писатели), или к Знанию (историки, социологи, экономисты), или к Мировой Закулисе (политики и все такое). Не всех.
Иногда мотивы, руководившие нами, – как минимум, мной – были совершенно другого порядка. Просто, скажем так, низменные были мотивы. Например, сенатора Петренко, Валентину Александровну, я зазвала в «ШЗ» с мотивами самыми безобразными.
Мне совершенно не интересно было, как сенатор Петренко руководит страной и населяющими ее народами со своего высокого поста, и руководит ли вообще, какие доступные рычаги она приводит в действие, насколько эффективно поворачивает кормило, у которого она вроде как стоит наряду с другими олимпийскими богами, крупными и мелкими. На моей повседневной жизни это кормило не так чтобы сказывалось, да и вообще я верю в то, что тайные пути, по которым движется Родина, свистя, дымя и раскачиваясь, никак не от Совета Федерации зависят.
Не интересны мне были и обвинения, предъявлявшиеся сенатору Петренко, Валентине Александровне, в том, что свою докторскую диссертацию она частично скоммуниздила из других каких-то трудов. Ну, скоммуниздила. И что? Кому нужна эта труха, диссертация ее? Я вам назову тему этой диссертации, и вы сами скажете, куда их нужно засунуть, бумажки эти. «Теоретические и организационно-педагогические основы системы социализации учащейся молодежи» – вот какая тема.
И?
Обхохочешься. Писала бы про что-нибудь конкретное, нужное – например, «Вредители рапсовых культур: крестоцветные клопы, рапсовый пилильщик, скрытнохоботник и др. Проблемы борьбы». У них же там, в Ростовской области, этих пилильщиков и скрытнохоботников – мамаевы полчища.