Воин

Запрет не смог сдержать любопытства — сквозь ресницы она бросила быстрый взгляд на короля. Своим узким лицом и большим носом он напоминал жадную морскую чайку. Бледная кожа отсвечивала багрянцем в свете факелов. На нем были широкие брюки цвета морской волны и шерстяная блуза красивой вязки того же цвета. На каждом пальце короля сверкало по кольцу с драгоценным камнем. Массивная золотая цепь опускалась с его шеи на грудь и кончалась огромным алмазом — символом королевской власти.

Он держал прошение Сайлы так, как будто боялся испачкать руки.

— Ты просишь назначения миссионером Церкви?

— Да, мой король.

По его лицу пробежала усмешка.

— И все? И никаких волнующих россказней о вере и откровении? Оригинально. Но я ожидал этого. Я кое-что слышал о тебе. Некоторые считают, что тебя следовало бы сжечь.

Сайла была готова к этой игре в кошки-мышки. Она понимала, что стоит только проявить страх или слабость, как эта когтистая лапа сожмется еще сильнее.

— Каждый может подать прошение королю, — ответила она.

— Встань. — Увидев, что она недостаточно торопится, король крикнул: — Встань!

Его взгляд пробежался по ней с грубоватым восхищением. Сайла была рада, что ее укрывала тяжелая мантия.

— Ты, говорят, очень честолюбива. Вижу, что еще и красива. Ты уже принесла присягу?

Грубое небрежное замечание поколебало благоразумие Сайлы. Упрямо подняв подбородок, Жрица готовилась резко оборвать короля, но успела заметить хищный блеск в его глазах. Кашлянув, она нашла безопасный ответ прямо из Катехизиса:

— Я присягнула Матери-Церкви.

Король с отвращением отвернулся.

— Женские бредни.

Неожиданно он указал двумя пальцами на восток, как бы прося благословения у Единого в Двух Лицах, и произнес:

— Я, безусловно, признаю добродетельность Церкви. Однако мне говорили, что ты опасна.

На мгновение забывшись, Сайла попыталась указать ему на прошение, чудом успев отдернуть руку от меча стражника, преградившего ей путь.

— Я лишь прошу позволить мне служить Алтанару и королевству Ола.

Прежняя усмешка вернулась на лицо короля. Душа Сайлы сжалась в комок от какого-то оттенка безумия в его неуместной веселости. Она вдруг вспомнила старые монастырские рассказы о ведьмах, которые могли читать мысли спящих….

— Сколько тебе было лет, когда ты стала Избранной? Откуда ты родом?

Алтанар был слишком хитер, чтобы задавать такие наивные вопросы. Он, несомненно, что-то знал. Но что именно?

Это повергло ее в смятение.

Почему он спрашивает обо всем этом?

Избранные были военной добычей — девочки, слишком маленькие, чтобы стать рабынями, и не настолько уродливые, или больные, или раненые, чтобы их убили на месте. По закону, Церковь могла брать все, что хотела. Из этических соображений она брала всех, кого могла. Завоевания питали Церковь и одновременно отягощали ее сиротскими судьбами. Дети, нашедшие прибежище в Церкви, содержались в железной дисциплине, но они оставались в живых.

Главное и никогда не нарушавшееся требование: эти дети не должны были ничего знать о своем происхождении, о своем прошлом.

Ее слова застревали в горле.

— Церковь — моя жизнь, и все мои воспоминания связаны только с ней. Я была дарована Матери королем — моим единственным отцом.

Алтанар стремительно спустился на нижнюю ступеньку трона.

— У твоей миссии другая цель.

Толпа придворных позади Сайлы была слишком далеко, чтобы что-либо услышать, но поведение Алтанара пробудило в них тревогу. Зал затих. Сердце девушки билось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Как он догадался?

Она не могла справиться с дрожью в голосе:

— Нет, мой король, это не так.

Кто-то хихикнул. От этого звука по спине Сайлы пробежали мурашки.

— Пойдем.

Король повернулся и пошел прочь. Ей пришлось поторопиться, чтобы успевать за ним, пока они шли мимо подиума трона. Гомон толпы последовал за ними в коридор, но глухой удар толстой двери перекрыл его. Алтанар вошел в первую боковую комнату. Стражник закрыл за ними дверь, оставив их в глухом помещении без окон.

После мрачной тьмы Тронного зала ярко освещенная комната и освежающий запах восковых свечей вернули Сайлу к жизни. Она сразу увидела за маленьким столом у противоположной стены свою настоятельницу, по-царски возвышавшуюся в своей зелено-красной мантии. Она приветствовала девушку кивком головы, но на старом, морщинистом лице не отразилось никаких эмоций. Сайле хотелось подбежать и обнять ее, но взгляд настоятельницы удержал ее от этого.

Настоятельница была высокой и статной. Ее живые карие глаза не сочетались с седыми волосами и измученными артритом руками. Узловатый палец то и дело постукивал по браслету на запястье. Изготовленный из великолепного золота, он изображал ирисы — символ обители. Стрекоза, парящая над цветами. Только очень подозрительному человеку могло прийти в голову, что стилизованное насекомое напоминает запретный крест.