Воин

Я ел быстро; мясо оказалось восхитительным – и так сильно поперченным, что нелегко было определить, какому животному оно принадлежит. Потом я попробовал круглый оранжевый фрукт – сладкий и сочный, но непохожий ни на один из фруктов, которые я ел раньше.

Я уже собирался налить себе попить, как вдруг услышал где-то внизу звук – далекие шаги, будящие эхо. Они звучали все громче и так резко, словно металл ритмично ударял по камню.

Схватив со стола бронзовый кувшин (из него на каменный пол выплеснулась пурпурная жидкость), я быстро сделал три шага назад. У кувшина было тяжелое толстое дно, худо-бедно он мог сойти за оружие.

К моему удивлению, из отверстия в полу появилась голова девушки, поднимающейся по спиральной лестнице. Сперва я увидел красивое спокойное лицо, черные волосы, заплетенные в косы, завязанные лентами с зелеными камнями, длинную грациозную шею, потом – тонкую талию и очень длинные ноги…И только под конец заметил серебряный папоротник, вытатуированный у нее на лбу.

Девушка была в черном платье немногим длиннее рубашки, обнажавшем бо́льшую часть бедра, перехваченном в поясе белым кушаком. Словно кто-то прорезал в мешке три отверстия для рук и головы, потому что я не увидел никаких признаков шитья. Серебристая обувь с виду напоминала металлическую, но сгибалась при ходьбе.

Девушка остановилась наверху спиральной лестницы, и я очень медленно обошел вокруг стола, направляясь к ней. К моему удивлению, она заговорила на нашем языке.

– Ты проливаешь вино, – тихо сказала она.

Я так удивился, что тут же пролил еще больше, – так могла бы говорить женщина из Джиндина. У девушки были мягкие дружелюбные манеры, в ее голосе не слышалось ни малейшего упрека или враждебности.

Я вгляделся в ее лицо – приятное и женственное, хотя в карих глазах порой мелькал свирепый блеск. Ее коричневая кожа была куда темнее, чем у гентхаев, резко отличаясь от бледной кожи желтоволосых людей, с которыми я недавно жил. И я не увидел ни малейшего намека на неестественный зеленый оттенок кожи женщины, ездящей верхом на странной твари.

Я осторожно вернул графин на стол. Как только я это сделал, девушка шагнула из дыры и стала наклонять голову до тех пор, пока ее нос не оказался рядом с моей грудью. И тут, впервые после ее появления, я осознал, что я голый.

Она коснулась моей груди и, поморщившись, сказала:

– Ты липкий. Тебе нужно помыться. Вы не моетесь перед едой?

Я пожал плечами:

– Я был бы счастлив помыться – но где вода?

Девушка осторожно, но крепко взяла меня за запястье, подвела к нише в стене, где я мочился, и показала на овальное углубление в каменном полу.

Я послушно встал в углубление, а она нажала на маленький темный кружок на камне. Внезапно с потолка плотным потоком хлынула вода. Она была холодной, я задрожал и задохнулся, но потом, не теряя времени, стал мыть под мышками.

Девушка оставила меня за этим занятием, и несколько мгновений я просто наслаждался ощущением воды на теле.

Наконец я закончил мыться; подражая девушке, приложил пальцы к темному камню и улыбнулся, когда вода потекла медленней, истончилась до струйки, а потом и вовсе остановилась. Я начал стряхивать ее с себя, и тут девушка появилась снова, держа зеленое полотенце.

Несколько мгновений она наблюдала, как я вытираюсь, а потом ушла.

Завернувшись в полотенце, я вернулся к столу. Теперь возле него стояли два табурета, по одному с каждой стороны, и девушка протянула мне черную рубашку вроде той, которую носила сама.

Я взял рубашку, позволил полотенцу упасть и натянул одежду через голову. Девушка предложила мне белый кушак, который я свободно повязал на талии, а после жестом показала на один из деревянных табуретов.

Я с улыбкой кивнул и сел. Наполнив из бронзового графина хрустальный бокал, девушка протянула его мне. Я подождал, пока она нальет и себе тоже, и только тогда жадно выпил.

В бокале оказалось вино – во много раз лучше тех, что давали виноградники севера Джиндина. Я как раз собирался об этом сказать, когда девушка спросила:

– Зачем ты здесь, на нашей земле? С какой целью? Моя госпожа желает знать.

– Я здесь для того, чтобы исследовать новые земли и научиться мудрости здешних людей, – солгал я. – Я ученый, который ищет новые знания и культуру.

– Ученый с мечом? – спросила она и, поднеся бокал к губам, сделала глоток.

– Ученому приходится вооружаться для защиты от опасностей, встречающихся в пути. Но скажи своей госпоже, что я пришел с миром.

Девушка снова отхлебнула вина.

– Ты сражался как воин. Многие слуги моей госпожи погибли от твоей руки – и от руки твоего товарища. Она скоро будет судить тебя, а тем временем нас ждет работа. Мне разрешили в течение семи дней учить тебя нашему языку, чтобы ты усвоил столько, сколько сможешь.

– Зачем мне учить его, когда ты так красиво говоришь на моем? – спросил я.

Девушка нахмурилась:

– Моей госпоже не подобает говорить на твоем языке. Ты чужак, и закон гласит, что либо ты заговоришь на нашем языке, либо останешься невыслушанным. А если тебя не смогут выслушать, ты будешь не лучше скотины в поле и сгодишься только под нож.