Воин без имени

— Говорят, что на лице Джаируса застыла ужасная гримаса, что его тело все было перекручено и лежало в луже собственных нечистот. Говорят, что рот Робеи был также раскрыт от ужаса, что от конвульсий ее тело чуть ли не завязалось узлом и что она плавала в бассейне balineum, который стал коричневым от ее нечистот.

— Чрезвычайно рад услышать это.

— Странно, в свете произошедшего сегодня, что священник Тибурниус все еще жив.

— Мне самому жаль, что он жив. Но я подумал, что будет неосмотрительным с моей стороны разом избавить Констанцию от всех, кто творит зло. Я оставлю священника на суд Господа, которому, как этот лицемер заявляет, он служит.

— Немного же он может послужить ему с этих пор. По крайней мере, на людях. Полагаю, что всю оставшуюся жизнь Тибурниус станет скрываться за запертыми и охраняемыми дверями.

Когда я ничего не ответил на это, а только усмехнулся, Вайрд задумчиво почесал свою бороду и сказал:

— Итак, вот для чего тебе понадобились все наши деньги. Но, во имя мстительной каменной статуи Мития[133], мальчишка, что ты купил на эти деньги?

— Ну, я кое-что приобрел у египтянина-работорговца.

— Что? Ты купил раба-гладиатора? Нанял sicarius?[134] Но говорят, что на обоих трупах не было никаких следов насилия.

— Я купил venefica.

— Что?! — От изумления Вайрд почти протрезвел. — Что тебе известно о venefica? Откуда ты узнал?

— Я по натуре своей очень любознательный, fráuja. Всем вокруг интересуюсь. Я узнал, что некоторых рабынь с младенчества кормят определенными ядами. Сначала им дают совсем немного, затем увеличивают дозы. К тому времени, когда рабыни достигают девичества, их собственные тела привыкают к этим веществам и те не причиняют им вреда. Однако накопленный яд настолько опасен, что мужчина, который делит постель с venefica, — и любой, кто отведает ее соков, — сразу же умирает.

Тихим голосом Вайрд произнес:

— И ты купил одну venefica. И подарил ее…

— Да, я купил совершенно особую рабыню. Эту девочку, как и большинство venefica, кормили аконитом, потому что у этого яда нет неприятного привкуса. Но ее еще всю жизнь кормили и elaterium. Если ты не знаешь, fráuja, этот яд получают из небольшого растения, которое называется «бешеный огурец».

— Иисусе, — произнес Вайрд, глядя на меня с каким-то благоговейным ужасом. — Ничего удивительного, что они умерли такой отвратительной смертью — треснули, как огурец.

Теперь Вайрд окончательно протрезвел и, похоже, ему было не по себе.

— Скажи мне, мальчишка, ты решил оставить себе эту venefica?

— Не беспокойся, fráuja. Она выполнила здесь свою работу, а я свою. Больше она мне не нужна. Я предлагаю нам с тобой поскорее отправиться куда-нибудь еще. Как только мы упакуем вещи и закончим все приготовления, я с радостью покину Констанцию. Навсегда.

ОБИТЕЛЬ ЭХА

1

Остаток осени, всю зиму и бо́льшую часть весны я работал усерднее, чем прежде, — держал данное Вайрду обещание, — стараясь добыть побольше шкур, рогов горных козлов, бобровых струй. Разумеется, мало кто из охотников смог бы угнаться за Вайрдом. Он по-прежнему далеко превосходил меня в знании леса и мастерстве охоты. Однако я начал замечать (и сам Вайрд признавал это с грустью и досадой), что преклонный возраст давал о себе знать, так что теперь его зрение оставалось по-прежнему острым только при ярком дневном свете.

— Во имя отца всего сущего Вотана, — ворчал он, — вот что я хочу знать: стали бы люди молиться о долголетии, если бы толком представляли себе, что значит стареть.

Таким образом, ежедневно, как только начинали сгущаться сумерки, я откладывал в сторону пращу, Вайрд давал мне свой гуннский лук, и я продолжал охотиться дольше, чем это мог сделать он сам. Постепенно я наловчился весьма неплохо обращаться с этим оружием, однако так никогда и не сравнялся в умении с Вайрдом. Итак, я продолжал охотиться еще час или два и приносил добычу, из которой мы готовили себе ужин.

За все это время при помощи пращи и лука Вайрда (а однажды даже при помощи своего короткого меча: в тот раз я остановился в чаще, чтобы передохнуть, а один горный козел, особенно любопытный или особенно глупый, подошел поближе, чтобы рассмотреть меня) я убил хотя бы по одному разу всех зверей, какие там только водились… кроме двух. Поскольку я так никогда и не приобрел удивительной сноровки Вайрда натягивать тетиву, выхватывать и выпускать стрелы одну за другой, именно он всегда поднимал из берлоги спящего медведя, а затем одной последней стрелой метко поражал зверя, когда тот выходил. И еще, хотя богатый и густой зимний мех волка по цене приравнивался к меху росомахи, Вайрд Друг Волков не позволял мне убивать их.