Воин без имени

Вайрд поник и замолчал так же внезапно и неожиданно, как auths-hana, песню которого оборвала моя стрела. Сдерживая рыдания, я подошел поближе и печально посмотрел на своего друга. Стрела попала ему точно в сердце и вошла так глубоко, что пригвоздила беднягу к дереву, мне пришлось буквально выкручивать ее. Я мог бы просто похоронить своего друга — земля была по-летнему мягкой даже на этой высоте, — но я припомнил еще одно его высказывание: хоронят только прирученных созданий. Я надеялся, что вскоре его тело уничтожат падалыцики, которых считают в лесу чистильщиками. Таким образом, Вайрд, накормив их, будет жить и после смерти, как он говорил: «Это и есть Небеса». На прощание я сделал лишь одно. Своим кинжалом я очистил и отскреб место на стволе над головой Вайрда и там, на мягкой заболони дерева, вырезал готическим шрифтом: «Его поступь была благородной, а речь правдивой».

* * *

К тому времени, когда я закончил, начало смеркаться. Поэтому я поднял флягу Вайрда и, больше ни разу не оглянувшись, снова поспешил с горы вниз, туда, где оставались лошади. Они были явно недовольны столь долгим отсутствием хозяина, поскольку проголодались и хотели пить, но не искать же корм в темноте. Поэтому я завернулся в шкуру и погрузился в беспокойный сон. На следующий день я проснулся на рассвете, чтобы отвести лошадей в конюшню Хальштата.

В таверне, опережая расспросы Андреаса, я сам сказал ему:

— Наш друг Вайрд умер.

— Что? Как? Он не слишком хорошо чувствовал себя, когда, шатаясь, ушел отсюда три дня назад, и…

— Вайрд знал, что умирает, — ответил я. — Предсказание баварского шамана исполнилось. А теперь, если только ты уважаешь мое горе, добрый Андреас, я предпочел бы не обсуждать его смерть. Я хочу всего лишь расплатиться по нашим счетам, раздать вещи Вайрда и уехать отсюда.

— Я понимаю. Возможно, ты позволишь мне купить что-нибудь из его вещей? А на то, чем я не стану пользоваться сам, я могу найти других покупателей.

Итак, всего за один день я избавился от всего, что не собирался брать с собой. Из вещей Вайрда я оставил себе его боевой лук и колчан со стрелами, рыболовные крючки и лески, солнечный камень glitmuns, медную миску для еды и охотничий готский нож. Последний я пристроил в ножны на поясе, убрав свой старый нож подальше. Андреас купил боевой топорик Вайрда, шкуру, на которой тот спал во время странствий, обтянутую кожей флягу и всю его одежду. Владелец конюшен с радостью и за приличную цену приобрел коня Вайрда, его седло и упряжь — потому что у него никогда еще не было такого прекрасного племенного жеребца и настоящих боевых римских принадлежностей.

После того как я продал все эти вещи и оплатил счета в таверне и конюшне, у меня даже остались деньги. А поскольку мне также достался в наследство кошель Вайрда, да и свою долю за продажу шкур я еще не потратил, у меня в целом оказалось довольно много денег, по крайней мере для простолюдина моего возраста. Мне, однако, это не доставляло особой радости, учитывая, при каких обстоятельствах я разбогател. Еще одну ночь я провел в таверне, затем попрощался с Андреасом и его старухой и отправился паковать свои вещи и нагружать ими Велокса. И тут я вновь наткнулся на хрустальный пузырек, которым некогда владела Domina Этерия. Там уже не было молока Пресвятой Девы, а потому он стал бесполезен — строго говоря, он оказался бесполезен, даже когда оно там было, — но я счел, что пузырек слишком красив, чтобы его выбрасывать, и упаковал бывшую реликвию вместе с другими вещами.

Когда я выехал из конюшни и направился прочь из Хальштата, то на какое-то время замешкался у тропы, которая вела к соляной копи, размышляя, не заехать ли мне попрощаться с малышкой Ливией. Но потом решил, что не стоит понапрасну ее расстраивать. У девочки было целых четыре дня, чтобы отвыкнуть от меня. Возможно, она даже забыла меня; большинство детей обычно не помнят долго о своих мимолетных привязанностях, какими бы тесными они ни были; таким образом, я решил, что с моей стороны будет лучше не возобновлять наше знакомство, а оборвать его сразу же.

Я просто постоял на развилке какое-то время, чтобы в последний раз взглянуть на красоту вокруг меня — на синее-синее озеро, лебедей, цапель и faúrda на воде, на тянущиеся вверх хорошенькие домики Хальштата, на зубчатый горизонт, где виднелись покрытые снегом Альпы. Я покидал Обитель Эха с большим сожалением, и не только потому, что это место было удивительно красиво. Я ведь оставил здесь человека, который так долго был самым дорогим моим другом, — я оставил позади, вне всяких сомнений, очень важную часть своей жизни. Я попытался утешиться мыслями, что Вайрд, по крайней мере, закончил свои дни в самом безмятежном и красивом месте на земле. Я дернул Велокса за поводья и продолжил свое путешествие на восток так же, как когда-то начал его: в одиночестве.

ВИНДОБОНА

1