Воин без имени

Так и оказалось. Я пробудился от своего беспокойного сна незадолго до рассвета, от теперь уже знакомого, но все такого же ужасающего воя. Тело Вайрда снова изогнулось в дугу, еще более натянутую, чем прежде, как мне показалось, если только это было возможно. Все кровеносные сосуды и сухожилия на лице и шее старика надулись, стали пурпурными и пульсирующими; его налитые кровью глаза, казалось, выкатились из орбит, изо рта на бороду извергалась слюна. На этот раз приступ продолжался дольше, чем два предыдущих, свидетелем которых я был; я не мог понять, как мой друг вообще выдержал его, не сломав позвоночник и не повредив какого-нибудь органа. В тот страшный день припадки возобновились еще не один раз, но в промежутках между ними Вайрд, по крайней мере, хоть ненадолго расслаблялся, и тогда цвет его лица из синюшного становился серым, как у трупа.

Если в такие моменты старик не мог заснуть, он прилагал все усилия, чтобы отдышаться и говорить — но только с самим собой. Он, казалось, вообще забывал обо мне и вместо этого вспоминал те дни, когда меня еще не было с ним. Его речь была бессвязна и часто так невнятна, что ничего невозможно было разобрать, но несколько осмысленных обрывков, которые я услышал, были полны тоски и состояли из слов гораздо более нежных, чем те, которые привык произносить грубый старый охотник.

Однажды он сказал:

— Если я никогда больше не смогу оказаться в Корновии… тогда Корновия будет там, где буду я…

В другой раз он произнес:

— Давным-давно… в долине, где сходятся четыре дороги… мы с ней встретились тоже…

Потом я услышал:

— Поступь ее была благородной, а речь доброй…

И еще:

— Мы были молоды тогда… и мы резвились в тех местах, где танцует рассвет…

* * *

Наблюдая очередной, особенно сильный приступ, скрутивший моего друга, я подумал, что мог бы облегчить страдания несчастного, поддержав его выгнутое дугой тело. Я завязал шкуру, положив внутрь разные вещи, чтобы сделать что-то вроде подушки, затем подполз поближе и уже начал пристраивать ее под спину Вайрда, когда он без всякого предупреждения вдруг щелкнул зубами в мою сторону, совсем как настоящий волк.

Ничто не могло облегчить муки несчастного, и он беспрерывно молотил кулаками по земле. А сейчас Вайрд просто прекратил свой продолжительный вой, чтобы повернуть голову, рвануться ко мне и попытаться укусить. И это ему почти удалось: старик лишь на толщину волоса не достал до моего предплечья. Его зубы щелкнули так громко, что я подумал: они, должно быть, сломались! Не сомневаюсь, что они легко прокусили бы мою тунику и вырвали изрядный кусок плоти, если бы только дотянулись до меня. Однако мне повезло: Вайрд просто обрызгал слюной мой рукав. Пока его продолжали сотрясать ужасные конвульсии и он не предпринимал попытки снова наброситься на меня, я воспользовался листьями и небольшим количеством воды из фляги, чтобы стереть смертоносную слюну. И с этого момента я стал держаться от больного подальше.

Когда наконец страшный приступ отпустил его, Вайрд обвесиленно свалился на землю и, почувствовав под собой подушку, пришел в сознание. После того как он восстановил дыхание, старик уже больше не говорил о минувших днях. Он, прищурившись, посмотрел на небо, затем повернул голову в мою сторону, прочистил горло, выплюнул комок похожей на гной слюны и хриплым голосом поинтересовался:

— Который час ночи теперь?

— Сейчас день, fráuja, — с жалостью ответил я. — Солнце уже высоко.

— Акх, тогда, значит, я пребывал в этом состоянии слишком долго. Ты здорово напугался, мальчишка?

— Только когда ты попытался укусить меня.

— Что? — Он так резко повернул ко мне голову, словно снова собирался это сделать. — Ты пострадал?

— Нет, все в порядке, — заверил его я. И небрежным тоном заметил: — Впервые в жизни, fráuja, ты промахнулся.

— Видит Бонус Эвентус[147], я рад, что это так. — Вайрд огляделся, затем с видимым усилием подтянулся к ближайшему дереву и оперся на него. После чего, отдышавшись, сказал: — Мальчишка, я хочу, чтобы ты сделал для меня две вещи. Во-первых, достань веревки из наших вьюков и покрепче привяжи меня к этому дереву.

— Что за глупости ты говоришь? Ты болен! Я не стану этого делать…

— Не забывай, что ты всего лишь ученик! Делай, как тебе велит учитель, ученик, и поступай так, пока он в состоянии отдавать тебе вразумительные приказания. Ну же, пошевеливайся!

Я сомневался, что Вайрд на самом деле в своем уме, но сделал, как он велел. Когда я стал привязывать его к дереву, он добавил:

— Оставь руки свободными. Опасен только мой рот. Мне нельзя дать возможности укусить кого-нибудь еще, кто окажется рядом со мной, когда я буду бредить.

— Никто к тебе и не подойдет, — заметил я. — Ливия говорила мне, что в этом месте Каменной Крыши никто не живет.

— Мы должны побеспокоиться и об обитателях леса тоже. Животные, даже в большей степени, чем люди, которых я встречал в своей жизни, заслуживают этого. Иисусе, мальчишка, привяжи меня покрепче. И убедись, что узлы тугие. Теперь второе. Я хочу, чтобы ты увел отсюда наших лошадей. Потому что здесь нет… здесь нет…