Воин Бездны

В чём же дело? Откуда это тоскливое недоумение, неуверенность, мало-помалу переходящая в страх?

Он устремил взгляд вверх – туда, где уютная темнота сменялась резким, слепящим, нестерпимо жгучим светом.

Сначала он ничего не мог различить: мешала пляска волн на поверхности. Затем, прикрыв глаза толстыми веками, разглядел смутную тень, издали похожую на тушу Убийцы.

Щупальца сами сплелись в клубок, клюв помимо воли издал тревожный скрежет: Эрван ощутил, как по коже побежали багровые пятна. Опасность!

Но враг не подавал признаков жизни – просто качался на волнах. Осмелев, Эрван рискнул прикоснуться к мозгу врага… и опешил. Вместо алчного, беспощадного разума кита он наткнулся на целое скопление бурлящих эмоциями сознаний: страх, боль, ярость… И ещё – такая знакомая, близкая и понятная решимость – победить или умереть.

«Сколько их там? – со смятением подумал Эрван. – И кто они?»

А потом он вспомнил: как же давно это было! Целая колония странных моллюсков из раковины, влекомой ветром… Нелепые, беспомощные существа: ни панциря, ни зубов, всего защиты – четыре неуклюжих то ли щупальца, то ли плавника. Как и Убийцы, не умеют дышать в воде: да только Убийцы умеют нырять на глубину и задерживать дыхание, а эти – сразу тонут.

Убийцы… Воспоминания нахлынули разом: болтающиеся огрызки щупалец… густо-синее облако крови, покидающей тело… огромные зубы, готовые разорвать, перемолоть, уничтожить…

Эрван завертелся на месте, вытянул щупальца в стороны, готовый дорого продать свою жизнь…

А потом увидел врага: громоздкий силуэт, бессильно изогнув хвост, погружался во тьму. Из уродливой головы зверя струился темно-бордовый след: привлечённые запахом крови, со всех сторон скользили остроносые тени – акулы учуяли поживу.

«Скоро и за мной…»

Он чувствовал, что умирает: то ли разумом, то ли древним инстинктом ощущал – недавно пережитое было последними воспоминаниями угасающего мозга, предсмертными видениями. Знал, что на самом деле он безжизненной кучей тряпья болтается на волнах под губительным, иссушающим светом; понимал, что спасение лишь в том, чтобы уйти на глубину… И не мог этого сделать: последние силы он потратил, накрепко пережимая мышцы в обрубках, и теперь щупальца не слушались его.

«Всё… кровь остановил, да поздно». – Мысль была сонная, вялая… и странная. Чужая? Размышлять Эрвану было некогда – подступало удушье. Он раскрыл клюв, пытаясь втянуть в сифон порцию живительной воды, но вокруг была только прозрачная пустота, лишённая жизни.

«Что за чушь?!» – Внутри Эрвана проснулся тоненький голосок: тихий, назойливый, он гудел и жужжал, мешал сосредоточиться, прочувствовать близость смерти, подготовиться к ней, угаснуть тихо и с достоинством, как принято у спрутов…

Но голос мешал: настырный, зудящий и неудобный, как рыбья кость, он казался чем-то отдельным от Эрвана – жаркий уголёк чувств на периферии холодеющего сознания.

Медленно, нехотя, словно побуждаемый чужой волей, Эрван разомкнул веки.

Вот оно! Маленький слабый моллюск, один из тех, с большой раковины. Что он делает здесь? Что ему надо?

Будто расслышав вопрос, странное существо подняло голову: взгляд Эрвана встретился со взглядом чужака.

«Это же я! Я!!!» – Эрван закричал во всю мочь, истошно и беззвучно, как умеют только спруты… В голове зашумело, рядом будто возник гигантский водоворот; воздух и океан, свет и тень, разум чужака и его собственный – все перемешалось, заскользило куда-то вниз и вбок… А потом исчезло.