Воин Доброй Удачи

И Имхайлас, обнаженный и воющий, с красивым лицом, искаженным беспричинной дикостью.

Какая-то тень схватила Эсменет за волосы, повалила ее на пол и рывком поставила на колени.

– Представьте себе! – заржал чей-то плотоядный голос. – Шлюха, прячущаяся среди шлюх!

Ее экзальт-капитан сражался в одиночестве, его палаш со свистом рассекал плотный воздух. Человек в доспехах упал, схватившись за горло.

– Отступник! – взревел Имхайлас, внезапно став бледнокожим варваром, каким он всегда и был. – Преда…

Один из рыцарей схватил его за талию и с силой повалил на пол.

Они набросились на него, колотя и пиная его. Один из них поставил его на колени, трое других принялись бить его по лицу железными кулаками. Она смотрела, как исчезает его красота, словно это была всего лишь кожа, обернутая вокруг керамики. Она почувствовала, как что-то первобытное поднимается из ее горла, услышала, как оно летит…

Рыцарь шрайи, схватив его за волосы, позволил ему шлепнуться на пол, пробив его череп. Она, казалось, не могла оторвать взгляда от провала, в который превратилось его лицо, настолько все это было жестоко и невозможно.

Этого просто не могло быть.

Визг Нари едва ли походил на человеческий. Он звенел на высокой ноте, искаженный безумием.

И долгое время он казался единственным шумом в мире.

Рыцари Бивня переглянулись и рассмеялись. Один из них жестоким ударом наотмашь заставил Нари замолчать. Девушка свалилась с дальнего края кровати.

Эсменет забыла о беспечности людей, которые убивают, – об опасности их темных и бурных капризов. Но старые инстинкты быстро возвращались: внезапная бдительность, обмякшее тело, оцепенение, переходящее в холодную сосредоточенность…

Способность видеть прошлое после смерти кого-то любимого.

Отряд состоял примерно из восьми или девяти рыцарей шрайи, но не из того отряда, который был ей знаком. Их дыхание отдавало вином и ликером. Одетый в плащ священник, в котором она теперь узнала коллегианца, подошел к тому месту, где спряталась Нари, свернувшись нагишом под одним из закрытых ставнями окон. Он склонился над ней, небрежно сжал ее запястье и, когда девушка заплакала и отрицательно покачала головой, отсчитал ей на ладонь пять золотых келликов.

– А вот и серебро, – сказал он, поднося монету к свету.

Он повертел ее между большим и указательным пальцами, и Эсменет мельком увидела серые очертания своего тела на белом фоне.

– На память о ней, – сказал коллегианец, кивнув в сторону Эсменет и ухмыльнувшись. Монета со звоном упала на пол между ними.

Нари тяжело опустилась к его ногам. Святая императрица Трех Морей смотрела, как взгляд девушки следует по залитому кровью полу туда, где рыцари шрайи держали Эсменет на коленях. Имхайлас лежал между ними, жуткий и неестественный.

– Пожалуйста! – воскликнула она, обращаясь к императрице, и на ее лице отразились боль и пустота. – Пожалуйста, не говори своему мужу! Не надо… не надо… – Она затрясла головой с жалобной гримасой. – Пожалуйста… Я не хоте-е-е-е-ела!!!

Даже когда они тащили Эсменет по зияющим улицам, она все еще слышала плач этой девочки, безумную незрелость в ее голосе, как будто все, что было в ней после пятилетнего возраста, было убито…

Вместо того, чтобы быть порабощенным.

* * *

Эсменет не привели прямо к Майтанету, как она ожидала. Вместо этого ее доставили в командированный сторожевой гарнизон на остаток ночи. Она была избита, почти изнасилована и в целом страдала от того злобного отсутствия почтения, которое часто бывает присуще слугам, считающим своего хозяина врагом. Она не спала, и ее не освободили от цепей. Она была вынуждена избавляться от жидкости, не снимая одежды.

На рассвете прибыла вторая рота рыцарей шрайи, принадлежавших к инчаусти, элитной службе телохранителей самого шрайи. Разгорелся спор, и каким-то образом их крики перешли в совместную экзекуцию – за которой последовало поспешное бегство троих мужчин, присматривавших за ней. Блистая в своих золотых доспехах, инчаусти вывели ее обратно на улицу. Эти люди, по крайней мере, обращались с ней прилично и уважительно, хотя и не сняли с нее цепи. У нее не хватило духу умолять их, не говоря уже о том, чтобы вообще заговорить, и поэтому она нашла свой путь к случайному достоинству, какое бывает от шока и изнеможения.

Она шаркала и спотыкалась в сковывающих ее лодыжки цепях – женщина, казавшаяся карликом в сияющей колонне мужчин в доспехах. Было еще раннее утро, так что солнце не касалось ничего, кроме неба, оставляя улицы холодными и серыми. Несмотря на это, все больше и больше людей собиралось вокруг, когда они пробирались к Кмиралю, вытягивая шеи и иногда подпрыгивая, чтобы взглянуть на нее.

– Святая императрица! – слышала она, как кто-то кричал беспорядочным, прерывистым хором. А периодически к этим крикам добавлялись другие: «Шлюха!»