Воин Донбасса

— Раз можешь не орать, а молчать, значит, ничего я тебе не отстрелил, — наставительно ответил Кравченко. — Поцарапал, разве что.

Он встал, сторожко — вдруг гад только прикидывается сильно раненым? — подошёл ко второму. Нет, попал грамотно. Ключицу парню перебил. Чем хорош ПМ. АК или Стечкин с такого расстояния ключицу ему просто вынес бы! Не говоря о ТТ.

Кстати, о ТТ.

Он общупал раненого на предмет другого оружия, извлёк штык-нож. Стыдоба! Вот тоже голь-моль перекатная, по дорогам разбойничать собралась.

Затем, ухватив за шиворот, отволок его к первому. Конечно, парень вполне мог бы идти и сам, но нечего его выводить из шока раньше времени. Потом взял за шиворот уже обоих и потащил их к обочине. Хорошо, что подледенило за эти дни, нетрудно стаскивать с дороги два тела. Но ноги скользят, что досадно.

Тела хныкали и пытались сопротивляться. Видать, вправду решили, что он их сейчас кончит. Но пара несильных ударов по раненым частям тела успокоила злодеев. Такое нередко бывает, знал Кравченко: перспектива смерти всегда кажется отдалённой, даже тому, кого допрашивают в полевых условиях. Вернее, надежда заставляет верить. А вот боль — она конкретна. Она здесь и сейчас. Потому и пойманные в деле, в бою диверсанты почти всегда раскалываются и говорят всё. Даже зная, умом зная, опытом своим спецназерским, что в живых их никто оставлять не будет.

Но боль конкретна.

А вести допросы в полевых условиях Алексея тоже учили. Так что не прошло и пяти минут, как он знал, что не ошиблась его интуиция. Да, ребята вышли на дорогу, чтобы, как это называется на языке Уголовного кодекса, просто поразбойничать. Нападение в целях хищения чужого имущества, совершённое с применением насилия или угрозой его применения. Да, ребята действительно Зиминские, но тут недавно, не во всё въехали. Потому ошиблись в определении, кто сейчас перед ними оказался. Нет, зашли из России. Со Ставрополья. Нет, гаишниками не были, но много раз видели, как те работают. Да, решили немного срубить бабла. Нет, не в первый раз на дороге встали, второй, но не больше, клянёмся.

И главное: нет, мы на вас не охотились. Мы вас впервые видим, никакого задания не получали! Нет, не с укропами! Нет, никакого «Айдара»! Нет, мы вообще за ЛНР пришли воевать!

Машины тут что, вовсе не ездят? Так и остаются они втроём на дороге. Хотя — темно уже. Комендантский час.

И что с этими ушлёпками делать? Даже не бойцы. Точно, охлопье, которое вышло приподняться на дороге. Неплохо, кстати, придумали: по нынешнему времени возвращение блок-поста никого не удивит. Значит, граждане останавливаются, досматриваются, добровольно лишаются части имущества. А потом рассказывают всякие вещи про луганских бандитов, захвативших власть в области.

Ненавижу! Слизняки, блин!

Другого чувства у Алексея не было.

И что с ними делать? Из зиминских он не знал никого. Вызывать комендатуру? Местную? Глупо, да и не в его нынешнем положении. К тому же Мишка рассказывал пару недель назад, как тут местные ребятишки аж танки вывели, чтобы отбить склады своей контрабанды, захваченные спецназом официальных властей. Неучтённые танки!

Ещё кого звать? Комендатуру из Луганска? Тоже смотря на кого нарвёшься…

В общем, ребятишки, придётся мне тут стать для вас и законом, и судьёй. Как при Сталине, если офицер пристрелит бандита. Ещё и благодарили.

Он поднялся на ноги. Тронул легонько старшего носком ботинка по рёбрам:

— Быстро оба перевернулись на живот!

Старший заворочался, меся снег здоровой ногою. Второй заныл, заканючил что-то, тихо и жалобно.

— Не бойтесь, живы останетесь, — успокоил их Алексей.

После чего дождался, когда они примут веленную позу, и выстрелил два раза.

По ягодицам.

— Перевязывайтесь, — сказал он в ответ на вскрики. — Кровью истечёте. Автоматы свои найдёте через двести метров в «зелёнке». Там же мобилы ваши будут.

И уехал.

* * *

Магазины от автоматов он оставил себе. Мало ли что, доковыляют ребята на страхе да на адреналине. А там стрельнут в кого, не дай Бог. Чтобы машину отнять да в больничку кинуться.

Впрочем, вряд ли. Мобилы-то он им оставил — не зверь же. Так что вызванивают они сейчас своих, молят эвакуировать их на базу. Больничка в Краснодоне есть, и не одна. Не помрут. А помрут — не жалко. Но ежели выживут, долго будут помнить, что нельзя обижать гражданских на войне. В особенности тех, кого сам же вызвался защищать. И вообще, грабить, разбойничать — нехорошо.

— Вот, Костян, принимай агрегат, — сказал он в Луганске гэбэшному водителю. — Сдаю в целости и сохранности. Разве что дверца левая может быть помята.

— А что такое? — забеспокоился Костя.

— Да пришлось тут, понимаешь, одного на дороге двинуть. Проезжать мешал.

И в ответ на заинтересованное «А ну-ка!» поведал о приключении на дороге. Оно и на пользу — таким образом, получается, доложился «кому надо» о происшествии в отсутствие Мишки, Тоже невредно, ежели история получит продолжение. Рапорт-то Костян напишет по-любому, законы у них такие.

О сделанном он, впрочем, не жалел в любом случае.