Воин и меч

Совсем маленькая комната с кирпичными стенами, густо замазанными побелкой и простым дощатым полом, несмотря на скудность интерьера была сухой и тёплой. В углу валялся соломенный тюфяк. На стене висел крест. Свет попадал в эту коморку через два высоко расположенных окна, в которые можно было разглядеть только небольшой уголок ясного зимнего неба. Кроме перечисленных предметов в комнате ничего не было. Анатоль свернул матрас в несколько раз и уселся на него, облокотившись спиной на стену. Молиться он не умел и медитировать тоже, а предвкушение голодного дня являлось не самой приятной перспективой. Надо было чем-то заняться. Он машинально достал свою саблю и стал полировать лезвие карманным бруском, который носил всегда с собой. Для многих офицеров холодное оружие давно потеряло то значение, которым его наделяли до появления патрона и многозарядного револьвера, но для Анатоля его сабля, как и в древние времена меч для крестоносца, имела почти сакральный статус, оставаясь также основным оружием наравне с огнестрельным. Возможно, такое предпочтение было связано с годами, проведёнными на Кавказе где хорошо отточенное лезвие всегда вызывало благоговейное восхищение.

Подготовка к предстоящему ритуалу пошла не по предложенному графом сценарию и вместо благодатного умиротворения, очищения разума от посторонних мыслей в ожидание посвящения, Анатоля одолевали сомнения и голод. Слишком поспешно он согласился, не обдумал все за и против, а теперь добровольно возлагает на себя обязательства по преобразованию мира, вступает в общество, о котором ничего не знает и все его решения опираются только на утопичные рассказы графа о возможности создания будущего благоденствия.

«Уф». – Вырвалось у Анатоля, когда он порезался об острое лезвие своего оружия. Сабля только рассекла кожу, рана получилась совсем неглубокая, но капля крови осталась на металле, и меч снова воспарял из небытия.

Маленький глоточек знакомой жизни и я снова смотрю по сторонам. Никакой ауры гнева, обычно сразу ощутимой во время схватки, запаха пота, ненависти, страха. Вокруг было тихо, спокойно, но неуютно. Первое что я почувствовал это отвратительные сомнения так несвойственные моему господину и настолько чуждые для меня, ощущение это было омерзительным. Рядом безучастно спал чёрненький. Его как будто не интересовало происходящее. Я не сразу понял, что к жизни меня вызвала кровь моего Анатоля. Но ощущение чего-то родного, естественного, словно ото сна разбудил тебя не кто-то извне, прохожий, или вошедший в комнату родственник, а ты проснулся сам, под действием происходящих внутри тебя процессов. Это было новое и очень приятное чувство. Да, реальность выглядела более блёклой и туманной, не было чужой, отлетающей к праотцам жизни. При желании я мог бы заглянуть в Анатоля, посмотреть, чем он живёт. Но не хотелось, это казалось чем-то сродни подглядыванию за матерью, пока она переодевается, в общем, такое любопытство вызывало мерзкие чувства. Посмотрев ещё раз на сладко сопящего в углу чёрненького, я даже обрадовался его отсутствию, возможно, Анатолю сейчас не хватало участия этого мелкого демона, ярость которого обычно помогала господину не сомневаться и действовать естественно, сильно и чётко. Но я чувствовал, что тот бой, который сейчас происходит в душе Анатоля, он должен выиграть сам. Внутри него открылась пустота, в которую обильно текло сомнение в происходящем. Его мысли струились передо мной как ручей, и я отчётливо видел всё происходящее в его душе. Возможно, какое ни будь сопливое создание начало бы жалеть моего господина, но не я. Посидев без дела в почти пустой комнате несколько часов наедине с самим собой и, не найдя внутри себя ничего, кроме пустоты, Анатоль похоже стал испытывать негодные чувства вплоть до страха. Но это всё проблемы людей, у них есть внутренний мир и мир внешний они постоянно путаются и пытаются расставить приоритеты. У меня нет таких проблем, мой мир монолитен как хорошо откованное лезвие.

Одолеваемый сомнением и страхом перед пустотой и невозможностью найти ответ на терзающий вопрос внутри себя, Анатоль, чтобы занять разум и сконцентрировать мысли, поставил саблю, вынутую из ножен, к стене и встав перед ней на колени, по примеру древних крестоносцев и самураев, начал молится или просто разговаривать с ней как с живой. Он надеялся, сформулировав свои мысли получить на них ответ. А его острое оружие было самым родным и близким для него в целом мире. У него не осталось родителей, они погибли под завалом на горной дороге, в то время пока он учился в институте. А другой известной ему родни у него не было.