Читаем Воин и меч полностью

Пройдя сквозь приукрашенные по случаю прошедших праздников дворы, Анатоль вышел на площадь, где можно было нанять извозчика, на ней декораторы проявили себя в полной мере. Огромная, усыпанная игрушками ель и гирлянды, разлетающиеся от её макушки над всей площадью к крышам зданий, а у подножья каток и оркестр. Анатоль взял одного из извозчиков, в изобилии толпящихся на окраине праздника, и назвав указанный графом адрес, заплатил двойную цену в ответ на удивлённую гримасу.

Дорога по мере удаления от центра города становилась всё более мрачной, «холопский» пригород поражал своей неопрятностью, очевидной, даже в темноте январской ночи и безлюдностью улиц в это время суток. То и дело Анатолю казалось, что они едут через кварталы в которых распространилась жуткая эпидемия, загнавшая по дворам прохожих, мурашки бежали по спине а воображение рисовала страшные картины. Он остановил кучера на подъезде к нужному адресу, а тот с радостью, избавившись от подозрительного пассажира, пощёлкивая кнутом, умчался на своей тройке в тёмную даль ночной дороги.

Анатоль, аккуратно озираясь, продвигался вплотную к заборам, где ночной мрак был особенно густым, дом, который, соответствовал описанию из рассказа графа, уже виднелся впереди из темноты. Добравшись до нужного места, Анатоль осторожности ради притаился на некоторое время и понаблюдал за домом со стороны. Улица была до неприличия тихой, казалась заброшенной.

Вокруг обозначенного здания не проявлялось никаких признаков жизни, валялся мусор, и только следы хаотичного движения людей по двору свидетельствовали о том, что здесь хоть кто-то бывает. Анатоль прислушался: тишина, далёкий вой собаки, завывание ветерка где-то из-под застрехи.

«Неужели ошибся адресом!» – Промелькнуло в голове, но потом раздался едва различимый в ночи хруст снега и промелькнул падающий огонёк папиросы на углу дома со стороны двора. «Вот оно». – Подумал Анатоль и аккуратно извлёк из ножен свою саблю. Медленно направился к чёрному входу, расположенному в глубине двора, старался наступать на чужие следы, избегая хруста снега и постоянно прислушивался, саблю прижимал ближе к телу, чтобы со стороны не выглядеть готовым к нападению. В левой руке зажал кольт, стрельбы надо было стараться избежать любой ценой, начать её сейчас было равносильно провалу. О смерти он не думал, но инстинкт советовал в случае преждевременного столкновения совсем коллективом коммунистов, отходить со стрельбой в сторону соседнего двора.

Крадучись Анатоль подобрался к углу, из-за которого вылетел окурок папиросы и прислушался. Сквозь тишину доносился неритмичный звук трамбующих снег на одном месте человеческих шагов.

«Переминается у входа, караулит, наверное». – Подумал Анатоль.

Мороз был вполне ощутимый и часовой, видимо, к концу своей смены не мог уже стоять на одном месте или тихо наблюдать за происходящем у двери из укрытия. Анатоль дождался, пока шаги вновь начнут приближаться. Хруст снега раздавался уже совсем вплотную,  сердце стучало так же громко, как и скрипел снег под ногами караульного. В какой-то момент замерли и шаги, и пульс, по всей видимости, караульный развернулся и пошёл в обратном направлении. Анатоль бесшумно обогнул угол и, подкравшись сзади, к удаляющемуся и зябнущему от холода часовому ,перерезал ему горло, как раз в тот момент, когда тот, заподозрив неладное, решил обернуться.

Кровь брызнула на снег чуть раньше, чем упало тело, я смотрел на то, как расстаётся с этим миром душа, очень простого, но озлобленного человека. В жизни он имел только то, чего добился своим трудом. Ни одной крошки хлеба этот человек не получил даром. Причём таким был не только он, но и вся его семья, по крайней мере, его воспоминания об отце с матерью переплетались в прошлом с их непрерывной деятельностью.

Умирающий всё время работал, не ленился и почти никогда не пил спиртного, но как-то не везло. Полжизни плавил металл, как и отец. Была работа и был хлеб на столе, но здоровье так не кстати подвело раньше положенного и в том возрасте, когда уже поздно начинать сначала.

Родителей похоронил за несколько лет до обнаружившегося туберкулёза. Они ушли друг за другом в течение двух тяжёлых лет. Вначале отец, мать не смогла долго жить без человека, которого любила и зачахла буквально на глазах.

Красивое имя она выбрала своему сыну при рождении: Арсений, он часто вспоминал о ней с теплотой, когда слышал его. Для рабочих такое имя не привычно, но она всегда верила, что её сын особенный и из него получится большой человек. Арсений попрощался с матерью под сенью уральских гор, провожая в последний путь. И второй раз, когда покидал навсегда родные края. Перекрестился на надгробье отца, поклонился могиле матери, совсем не много прошло с их смерти, трёх лет не набежало, а костлявая и его уже коснулась своим перстом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза