Его внимание привлёк тихий стон, раздающийся откуда-то из недр дома, вначале он решил, что ему показалось, потом звуки усилились, приобретая всё более отчётливую форму, за стенкой начала падать мебель и спустя ещё несколько минут стало ясно: его молодой сосед, тот ещё зазнайка, но в целом неплохой парень, устроил у себя посреди бела дня оргию. Фёдор некоторое время пытался терпеть, перевернулся, в кресле сидеть стало неудобно. И всё бы ничего, пускай Анатоль бил бы о стены мебель, пел песни, буянил, но звук совокупления будоражил воображение и снова погружал несчастного Фёдора в пучину нападавших на него бессмысленных мыслей и видений. Он терпел, ждал, предполагая, что такое безобразие не может, длиться долго, но сосед оказался выносливым. В какой-то момент Фёдор налился гневом, не выдержал и пошёл барабанить в дверь с целью призвать к порядку молодого офицера, забывшего о приличиях.
Мне не очень нравилось ковыряться в недрах сознания этого человека. Вся его размеренная жизнь, склонная к заболачиванию так противоречила моим идеалам, что совсем не вызывала интереса. Его трогательные отношения с матерью и безнадёжно налегающий на алкоголь отец, все те мысли и переживания, накопившиеся с детства в его раздутой от воспоминаний душе, меня никоим образом не трогали. Разум, как и тело от пищи, может опухнуть от чрезмерной рефлексии. Этот человек словно бездонная шкатулка хранил в своей памяти всё пережитое и смаковал давно растворившиеся в череде дней чувства, снова и снова возбуждая их в своём сознании и возвращая к жизни.
Парадоксальной оставалась его грубость, возможно именно её устойчивое присутствие в его поведение могло иметь хоть какой-то интерес для исследователя судеб. Но мне искренне было лень ковыряться в этом бурдюке. Мои изыскания касались, главным образом, той причины, по которой мой Анатоль отправил этого человека к праотцам, и когда я её выяснил то был немного обескуражен поведением своего господина.
На горизонте нашего с ним пути маячила проблема. За свой продолжительный век я видел не одного воина закончившего бесславно своё существование из-за женщины. Тот человек, которому я сейчас служу, кажется решил пополнить их число. Убийство невооружённого противника можно оправдать лишь в крайнем случае и то что произошло сегодня, явно стало следствием вспышки неоправданной ненависти, подогретой огнём похоти. Что я мог сделать? Резать, рубить, анализировать и размышлять… Но благородное оружие в руках война следующего кодексу чести приносит своему владельцу удачу. Это известно с древних времён.
Оглядевшись по сторонам, я нашёл нашего давнего последователя. Чёрненький раскинулся в ампирном кресле и с превеликим удовольствием чавкал, причмокивая, уплетал наполнявшие комнату страсти.
– Ну как, что скажешь? – Спросил он меня ухмыляясь.
– Что тут сказать, – печально заметил я. – Кажется, наш Анатоль ступил на скользкую дорожку.
– Отличная дорожка! Масляная я бы сказал, не ледяная. Мне становится с вами всё интересней. Главное – ему помочь уйти от ответственности, но это уже моя забота.
– Нет, ответственность он должен принять в виде последствий, это необходимо для него.
– Друг мой, – начал лукаво чёрненький. – Я бываю рад, что ты появляешься в нашем мире лишь в момент пролития крови. С тобой иногда невыносимо скучно спорить. Если Анатоль примет последствие и в кандалах отправится по этапу, что будет с нами? Ты подумал?
– Кандалы уже не одевают, когда гонят в Сибирь.
– Ну вот опять, какая разница. С кандалами фраза красивее и ярче передаёт суть моей мысли. Ты просто подумай, что будет если…
– Будет то, что должно быть. Даже если это станет концом нашей истории. Моя жизнь – это прерывание историй. Ты забыл? Если я буду бояться окончания своей какая мне цена.
– Твоя прямота тебя погубит в конце концов. Но повторюсь, хорошо, что в нашей компании ты периодический гость.
Анатоль отёр окровавленное лезвие полотенцем, которым был опоясан, и отбросил с досадой в сторону испачканную тряпку. Меч, немного резко попрощавшись с чёрненьким, унёсся в мир своего естественного существования. После этого Анатоль голый присел на корточки рядом с лужей вытекшей на пол крови и уставился на содеянное, словно пытался осознать свой поступок. Его возлюбленная сориентировалась первой и догадалась закрыть входную дверь. Анастасия, видимо, гораздо меньше Анатоля осознавала значение происшедшего, поэтому постарался отвлечь своего любовника страстным поцелуем. Но такой её порыв не возымел должного эффекта, Анатоль не поддался и не сопротивлялся её поползновениям, он молча сидел и смотрел на растекающееся по полу красное пятно. Потом словно опомнившись встал, увлекая за собой Настю, накинул лежавший на кресле халат и подошёл к окну. В голове его было пусто. Немного постояв, Анатоль сказал вслух:
– Кажется, это конец.
Повисла пауза. Анастасия, не собиравшаяся одеваться, ходила по комнате из стороны в сторону. Потом остановилась и сказала:
– Давай сожжём здесь всё к чёртовой матери.