Читаем Воин и меч полностью

После этого он договорился с Николаем о порядке действий на случай, если его разыскивает полиция и он будет арестован. Скрипнув дверью, Анатоль вышел в холодное, тёмное зимнее утро. Рассвет только проступал серой проседью сквозь поволоку свинцовых облаков, было сыро и зябко, он поднял воротник и быстро зашагал по панели.

В казарме офицеры встретили Анатоля, как всегда, дружелюбно, но сразу сообщили, что вчера о нём справлялся полицмейстер. Постаравшись натянуть улыбку, Анатоль махнул рукой и сообщил, что дело пустячное, всего лишь дом где квартировался, сгорел.

– Похоже, что сосед сжёг, я точно не знаю, едва успел выскочить. – Добавил он. – Скорее всего, полицмейстер по поводу страховых выплат хотел поговорить.

После обеда Анатоля к себе вызвал полковник.

Реальность последних двух дней была похожа на сон, всё происходящее словно находилось за окнами медленно едущего поезда. Анатоль очень чётко чувствовал себя, спрятанным где-то в глубине тела, встревоженным, насторожённым. Дело было не в том, что он испугался последствий, или жалел о поступке. Нет, он просто был полон сомнений и это обстоятельство пугало его. Раньше, ему практически не приходилось сомневаться, он всегда знал, что делать дальше, как поступать. Жизнь Анатоля проходила словно вдоль натянутого троса, а сейчас, кажется, приближалась развилка.

Полковник встретил его дружелюбно, словно входя в положение, но немного покровительственно. Прямо не выражал соболезнования по поводу утраченных вещей, но в тоне его чувствовалось отеческое участие.

– Что же голубчик, приходили вчера, спрашивали о тебе. Говорят, формальность, просто подписать документ надо. Вот оставили тебе бумажку, когда подойти. Заставили меня расписаться, что мол точно тебе передам.

Анатоль взял небольшой документ, на котором было обозначено время и место, в которое ему предлагалось подойти в отделение полиции и дать показания по поводу произошедшего несчастья. Процедура действительно казалась формальной.

– Ну ничего, иди, голубчик. С Богом. – Добавил полковник, намекая на то, что приём окончен.

Анатоль аккуратно закрыл дверь кабинета и, следуя по коридору, вчитывался в короткий текст, выискивая подвох. Но не мог его найти и перечитывал уведомление вновь и вновь.

Поговорив с офицерами в столовой, перекурив и перекинувшись в картишки, Анатоль принял решение, всё же отправится по указанному адресу, потому как любое другое поведение было бы подозрительным и повлекло бы за собой необходимость коренного изменения жизни.

В полицейском отделение, несмотря на то, что день клонился к вечеру, кипела бурная деятельность, кажется, где-то накрыли шайку террористов, и теперь все были заняты неотложным делом: оформляли, подшивали, допрашивали.

Нужного человека пришлось подождать. Он вошёл деловито в комнату, коренастый с пышными усами гремя и звеня амуницией. В сопровождении рядовых полицейских. Посмотрел серьёзно на Анатоля, потом в бумагу, которую держал в руках, потом ещё более серьёзно и без обиняков сказал:

– Анатолий Павлович, вы задерживаетесь по подозрению в убийстве до выяснения обстоятельств. Извольте сдать оружие и проследовать за конвойным. Прямо сейчас времени заниматься вами нет, придётся подождать в изоляторе, а когда следователь освободится, мы с Вами продолжим.

Такой поворот событий выбил почву из-под ног Анатоля, и он холодными от волнения руками отстегнул перевязь, снял саблю, вынул табельное оружие и проследовал за конвоиром в кутузку. Когда решётчатая дверь со скрипом затворилась за его спиной, и щёлкнул замок, Анатоль опустился на соломенный тюфяк и огляделся. Камера была чистая, свежевыбеленная. Видимо, офицеров не сажали вместе с ворьём и террористами.

«Кажется, это конец». – Промелькнуло в голове и словно в ответ застучало в висках. Анатоль откинулся на стену, она оказалась холодной и неприятной, лёг. Время тянулось медленно, стемнело, сон не шёл. Мысли в голове роились, толкались, путались. «Не буду ничего говорить без адвоката». – Решил Анатоль окончательно. Но невыносимо было сидеть взаперти. Сам факт ограничения в передвижение против своей воли уже приводил Анатоля в бешенство. Невыносимо было осознавать собственную беспомощность, невозможность поступать по-своему, словно поскользнувшись упал на скользкий склон и катишься вниз по ледяному жёлобу, набирая скорость и без возможности свернуть. А главное – в конце этой горки тебя ничего хорошего не ждёт. Несмотря на невыносимую тягучесть, время всё-таки шло кое-как, и Анатоль заснул беспокойным, прозрачным сном, сквозь который, ему казалось, он продолжает лежать и думать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза