Воин Храма

Тан Локхарт чуть поморщился. Здесь, в Шотландии, кельтские традиции — языческие или христианские — были сильны, как нигде. Непринятые католической церковью ирландские монахи выстроили в Шотландской земле немало монастырей.

Он сам, потомок одного из древнейших кельтских родов, никогда не забывал о своих корнях.

— Добрые люди всегда должны стоять на одной стороне, — ответил он.

— И потому, — продолжил Леннар, сделав вид, что не заметил маленькой поправки в его словах, — те, кому я служу, хотели бы говорить с теми, кому служишь ты.

Тан свел брови к переносице.

— Я не служу никому, — резко ответил он.

— Прости, мой господин, — ничуть не смущенный, Леннар отвесил поклон, — но те, кому не служу я, все же хотели бы видеть их.

Тан побарабанил пальцами по каменному подлокотнику.

— Это не такой простой вопрос, — сказал он. — Я впустил тебя в дом, потому что меч тамплиера ценится высоко, как никакой другой. Но боюсь, как бы теперь мое великодушие не обратилось против меня.

— Не обратится, тан Локхарт, — Леннар улыбнулся едва заметно, и тан невольно отметил, что улыбка его не походила на улыбки вельмож — через нее на мир как будто бы проливался небесный свет. — Каждый получит по заслугам. Так решено на небесах давным-давно.

Тан причмокнул губами, выдавая недовольство тем, во что желает впутать его тамплиер.

— А что с моими сыновьями, а, рыцарь поверженного храма? Как они получили по своим делам?

Леннар высоко поднял подбородок.

— Конахт отдал жизнь свою, чтобы выполнить святую миссию, мой господин. Но прежде чем сердце его остановилось, он успел коснуться святынь — то и была лучшая награда для него.

— Лучшая награда… — пробормотал тан. — Он мой сын.

— Не я его убил.

— Не ты… иначе не стоять бы тебе передо мной. Ладно, — хлопнув себя по коленям, тан поднялся на ноги. — Мой младший сын проводит тебя в башню, где ты сможешь умыться и отдохнуть. Только смотри… — Тан поманил Леннара пальцем к себе и, понизив голос, произнес, — не смей призывать его в поход по своим святым местам. Кого угодно — только не его. И чтобы я от тебя не слышал при нем, что Конахт получил по делам. Убью, если причинишь ему боль.

— Я все понимаю, — Леннар опустил глаза, — вы любите его.

— Да. Кадан, — крикнул тан. — Кадан, где тебя носит, забери тебя трау**.

Несколько секунд в комнате стояла тишина. Затем за дверью послышались шорох парчи и негромкие шаги.

На лестнице показался юноша невысокого роста, длинные рыжие волосы которого были слегка припечены сзади горячими щипцами.

Костюм его был скроен на французский лад и состоял из рубашки до самых икр с длинными узкими рукавами и более короткого блио. И та, и другая части одежды были изготовлены из дорогого сукна, и по краям отделаны изысканным шитьем. Тонкую талию подчеркивал широкий пояс, украшенный самоцветами. Из-под рубашки виднелись вышитые же полусапожки, и на голове лежала бархатная шапочка. Плечи покрывал шелковый плащ, подбитый пушистым мехом, а рукава поддерживали золотые браслеты. На груди плащ украшала изящная застежка.

Все это вместе — длинные рыжие волосы, голубые глаза, расшитые сапожки и мех, нежно касавшийся щек, на мгновение напомнили Леннару о чем-то — но о чем именно, он вспомнить так и не смог.

*Сложный драпированный убор, возникший из капюшона в раннее средневековье. Постепенно увеличивался в размерах. В ХIII в. к нему приделали "хвост" ("кэ"), в котором хранили мелкие ценные предметы. Концы шаперона, украшенные зубцами, спускались на плечи.

**По шотландским поверьям — ночные существа, выкрадывали детей

ГЛАВА 2

Сын хозяина с поклоном поприветствовал гостя, и когда глаза его сосредоточились на лице Леннара, тому показалось, что два пролома в небо смотрят на него — нездешних и неуловимо знакомых, как будто он потерял их когда-то давно, когда был свергнут из Рая на землю.

Кровь зашумела в висках, мешая думать, и Леннар зашептал про себя слова молитвы, какую рекомендовалось читать, когда дьявол искушает тебя.

Леннара искушали нечасто. Можно сказать, вообще никогда. И слова молитвы он вспоминал с трудом, за что не преминул выругать себя и назначить себе же епитимью. А все время, пока рыцарь боролся с собой, Кадан смотрел на него каким-то странным взглядом, как будто видел насквозь. Как будто знал о нем все.

"Дьявол, — понял Леннар, — недаром так красиво его лицо. Демоны прислали его, наполнили его и теперь… подбираются ко мне".

Кадан тем временем взял Леннара за руку и с легким поклоном потянул за собой.

Он говорил что-то еще, но Леннар не слышал его слов сквозь шум крови в висках — только мягкий, мелодичный тембр, который, как волны, накатывал на него, обволакивал игривым теплом и отступал.

Леннар, считавший, что давно уже смирил свою плоть, обнаружил, что она вовсе не смиренна. Кровь приливала к чреслам так же, как к голове, и единственным желанием его стало как можно скорее вырваться из этих цепких маленьких ладошек, бывших, должно быть, руками инкуба.

А Кадан вел разговор о замке, о башнях, о стенах, которые окружают их. О шотландских горах.