Воин кровавых времен

Полупрозрачные веки дрогнули.

— Можно сказать, мы вас унюхали. Ксинем заставил себя говорить вызывающе.

— Где Друз Ахкеймион?

— Неправильный вопрос, друг мой. Я бы на твоем месте спросил: «Что мне делать?»

Ксинем ощутил вспышку праведного гнева.

— Я тебя предупреждаю, колдун. Верни Ахкеймиона.

— Предупреждаешь? Меня?

Странный смех. Щеки колдуна затрепетали, словно жабры.

— Я думаю, лорд маршал, ты очень мало о чем можешь меня предупредить — разве что об ухудшении погоды. Твой принц идет сейчас через бескрайние просторы Кхемемы. Уверяю, ты здесь совершенно один.

— Но я по-прежнему исполняю его приказ.

— Нет, не исполняешь. Ты лишен титула и должности. Но ты, друг мой, в любом случае вторгся в чужие владения. Мы, колдуны, очень серьезно относимся к таким вещам. А приказы принцев нас не волнуют.

Влажный, липкий страх. Ксинем почувствовал, как волосы у него на загривке встали дыбом. Дурацкая вышла ошибка… «Но ведь план сам по себе был верен…» Колдун улыбнулся.

— Вели своим вассалам бросить Безделушки. Конечно, ты тоже можешь бросить свою, лорд маршал… Осторожно.

Ксинем с опаской взглянул на взведенные арбалеты, на джаврегов с каменными лицами, держащих эти арбалеты, и почувствовал, что его жизнь висит на волоске.

— Быстро! — рявкнул маг.

Все три Безделушки плюхнулись на ковер, словно сливы.

— Отлично… Нам нравится коллекционировать хоры. Всегда приятно знать, где они находятся…

А потом колдун пробормотал нечто такое, отчего его красные глаза превратились в два солнца.

Удар жара швырнул Ксинема на колени. Он услышал пронзительный крик…

Пронзительные крики Динха и Зенкаппы.

Когда он обернулся, Динх уже упал — груда обугленных останков и слепящее белое пламя. Зенкаппа же бился и продолжал кричать, заключенный в столб огня. Он сделал два шага по темному коридору и рухнул на пол. Пронзительный крик стих, сменившись потрескиванием горящего жира.

Стоящий на коленях Ксинем смотрел на два костра. Сам того не осознавая, он заткнул уши.

«Мой путь…»

Сильные руки в латных перчатках схватили Ксинема, прижали, не позволяя подняться с колен. Его рывком развернули лицом к колдуну. Тот подошел очень близко, настолько близко, что маршал чувствовал запах айнонских благовоний.

— Наши люди сообщили, — произнес колдун тоном, намекающим на вещи, о которых вежливые люди не упоминают, — что ты лучший друг Ахкеймиона еще с тех времен, когда вы оба были наставниками Пройаса.

Ксинем только и мог, что смотреть на колдуна, словно человек, которому никак не удается проснуться и стряхнуть с себя кошмар. По его широким щекам ручьями текли слезы.

«Я снова подвел тебя, Акка».

— Видишь ли, лорд маршал, мы боимся, что Друз Ахкеймион лжет нам. Сперва мы посмотрим, насколько то, что он говорил тебе, соотносится с тем, что он говорит нам. А потом посмотрим, что он ценит больше, Гнозис или лучшего друга. Если для него знание дороже жизни и любви…

Колдун с полупрозрачным лицом умолк, как будто ему в голову внезапно пришла восхитительная мысль.

— Ты благочестивый человек, маршал. Ты уже знаешь, что значит быть инструментом истины, не так ли?

Да. Он это знал.

Быть инструментом истины — это означает страдать.

Груды битого камня, угнездившиеся среди пепла.

Изувеченные стены, окруженные обломками, — беспорядочные линии на фоне ночного неба.

Трещины ветвятся, словно тянутся за ускользающим солнцем .

Разбитые колонны, залитые лунным светом.

Обожженный камень.

Библиотека давно умерших сареотов, разрушенная из-за алчности Багряных адептов.

Тишина, если не считать негромкого скребущего звука, как будто скучающий ребенок играет с ложкой.

Долго ли оно пряталось, словно крыса в норе, ползло по запутанным галереям, образованным нагромождениями цемента и камня? Мимо погребенных книг, почерневших и покоробившихся от огня, а однажды — мимо безжизненной человеческой руки. По крохотной шахте, где вместо руды — обломки знаний. Вверх, всегда только вверх, копая, пробираясь, проползая. Как долго? Дни? Недели?

Оно имело смутное представление о времени.

Оно проложило себе путь через изорванные страницы, придавленные массивными каменными плитами. Оно отодвинуло в сторону обломок кирпича размером с ладонь и подняло шелковое лицо к звездам. Потом принялось взбираться наверх и в конце концов затащило свое кукольное тельце на вершину руин.

Подняло маленький нож, размером не больше кошачьего языка.

Как будто хотело прикоснуться к Небесному Гвоздю.

Кукла Вати, украденная у мертвой ведьмы-сансори…

Кто-то произнес ее имя.

ГЛАВА 19 ЭНАТПАНЕЯ

«Да разве это месть? Допустить, чтобы он упокоился, в то время как я продолжаю страдать? Кровь не гасит ненависти, не смывает грехов. Подобно семени, она проливается по собственной воле и не оставляет после себя ничего, кроме печали».

Хэмишеза, «Король Темпирас»