Воин любви. История любви и прощения

«Отлично, – думаю я. – Здорово! Злитесь на Крейга. Только не злитесь на меня. Не злитесь на меня за то, что я сделала аборт, и не спрашивайте, почему я сижу здесь, на диване, с бутылкой виски и в слезах. Просто сядьте рядом и выпейте со мной. Пожалуйста, сядьте и выпейте». Так они и поступают. За это мы и любим друг друга. Мы пьем весь вечер. Покупки брошены в коридоре, их никто не разбирает. Мы пьянствуем несколько часов – пока не начинает светать. Когда поднимается солнце, Кристи звонит Крейгу и разносит его в пух и прах. Мне кажется, он вернулся с извинениями, но возможно, это был лишь сон. Никто из нас этого не помнит. Забытье – это наше все.

* * *

После того вечера я пью слишком часто, и это мешает нормальной жизни. Я начинаю пропускать работу. Мои счета направляют родителям. Я перестаю звонить домой. Моя машина сломалась, и я бросила ее на парковке. Когда полиция ее нашла, они позвонили родителям. Те стали спрашивать, что случилось, и я им солгала. Отец поехал забирать машину и нашел в бардачке повестку из суда. Он пришел ко мне на работу, чтобы поговорить об этом. Сказал, что был в таком ужасе и ярости, что решил сначала побывать у священника. Он не просил, чтобы священник помог мне. Он просил, чтобы священник помог ему и дальше быть моим отцом, не имея возможность исправить меня. Никогда в жизни я не слышала ничего подобного. Папа пошел к священнику? Чтобы тот помог ему смириться с моим алкоголизмом? Кто же тогда сможет исправить меня? Я заставила отца молить Бога о помощи. Помощи для самого себя. Отец предлагает мне встретиться после работы, чтобы поговорить. Я соглашаюсь, но не прихожу. Вместо этого я отправляюсь в бар и мертвецки напиваюсь.

На следующее утро звонит телефон. Он звонит весь день. После обеда я все же поворачиваюсь и отвечаю на звонок. Это мама. Она безумно зла.

– Приезжай, Гленнон, – говорит она твердо. – Немедленно приезжай.

Ее голос меня пугает. Я поднимаюсь, оглядываю свою комнату. Я знаю, что нужно переодеться, но у меня кружится голова, и я не могу вспомнить, что надеть. Поэтому я решаю ехать так, как есть. На мне все то, в чем я веселилась накануне – туфли на двенадцатисантиметровых шпильках. Это кошмарно, но и удобно. Я сажусь в машину и начинаю жевать резинку, чтобы скрыть запах сигарет и спиртного. К родителям я еду на автопилоте.

Родители встречают меня у дверей. Я вхожу в родной дом, опустив голову. Я стыжусь собственной одежды, своего запаха, красных глаз. Мне стыдно, что я принесла в это чистое место такую грязь. Я сажусь на диван и смотрю на стены, увешанные моими школьными фотографиями. В них я ищу объяснений, что я сделала не так. Вот я в первом классе, вот во втором, в третьем – у меня косички, я улыбаюсь, но выгляжу печальнее, чем моя сестра, – ее фотографии висят рядом с моими. Почему я так печальна? Почему мне грустно сейчас? Интересно, а думают ли о том же родители, сидя в этой комнате вечерами? Думают ли они обо мне, когда смотрят телевизор? Мы не смогли найти решения, и теперь нам предстоит найти объяснение.

Через большие окна солнце светит прямо на меня. В висках у меня стучит. Мне приходится прикрыть глаза рукой – я чувствую себя капитаном в уютной гостиной. Родители сидят напротив. Они печальны, разозлены и ощущают полную беспомощность. Голос мамы дрожит, когда они с отцом начинают расспрашивать меня.

– Почему ты так поступаешь с нами? Почему ты продолжаешь врать? Ты нас совсем не любишь?

Они забрасывают меня вопросами, но я – ловец без перчатки. Мое лицо нейтрально, но сердце мое не так испорчено, и мне больно.

Я люблю их. Я люблю их и люблю свою сестру. Я люблю своих друзей. Думаю, я люблю своих близких больше, чем обычные люди. Моя любовь настолько огромна, всеобъемлюща, тяжела и сложна, что мне нужно прятаться от нее. Жизнь и любовь требуют от меня слишком многого. Я просто не готова к такому. То, с помощью чего я прячусь от боли, причиняет боль всем остальным. Я могу выжить, только причиняя боль близким. Не потому, что я их не люблю, а потому что люблю слишком сильно. Я могу лишь прошептать: «Я вас люблю», но мои слова звучат жалко. Они похожи на ложь. И лица родителей не смягчаются.

Я сижу и смотрю на собственные руки. Я вспоминаю историю, услышанную по телевизору: у женщины случился инсульт, и за ночь она разучилась говорить. Когда она проснулась, мозг ее работал идеально, но она не могла сказать ни слова. Она просто лежала и пыталась глазами передать свой ужас – она оказалась заперта внутри собственного тела. Родные не понимали, что она пытается им показать. Они решили, что ее мозг умер.