Воин-монах на престоле

Считавший сам себя философом учитель ораторского искусства Фемистий отказался от предложенной ему кафедры в Риме – древней столице «мировой» империи – и предпочел остаться в ее новой столице – Константинополе, в которой греческий, эллинский элемент был изначально, без сомнения, стократ сильнее. Друг Фемистия – неоднократно упомянутый выше греко-сирийский ритор Ливаний – после некоторых колебаний в выборе местопребывания окончательно обосновался в родной Антиохии. Естественно, самыми популярными оставались высшие учебные заведения Афин и Александрии, но, наряду с ними, все больший авторитет приобретали привлекавшие все больше искателей знания новые школы, расположенные в Никомидии, Анкире, Пергаме, Смирне, Берите, Газе, Кесарии Каппадокийской, Кесарии Палестинской – и далее по списку.

По мере того, как империи «сынов Энея и Ромула» приходилось во все большей степени смиряться с этой неудержимо прогрессирующей децентрализацией, все более явно проявляющие себя партикуляристские, сепаратистские силы – как и предсказывали христианские апологеты – похоже, стремились всемерно способствовать этому процессу всеобщего хаоса, разложения, распада. Как преподаватели, так и их ученики при всяком удобном случае, по любому поводу и без повода, подчеркивали, что они – сирийцы, египтяне, каппадокийцы – и далее по списку (а не «римляне»). В Афинах – традиционном оплоте эллинского высшего образования – у каждого преподавателя даже имелась своя закрепленная за ним географическая «зона», и обучающиеся группировались по «землячествам». Если верить Евнапию, Восток был «епархией» сирийца Епифания; араб (аравитянин) Диофант «отвечал за Аравию», в то время как обучающиеся из Понта и прилегающих областей группировались вокруг эллинизированного армянина Проэресия (о нем еще пойдет речь далее). В «мелодизме», или «мелодике» речей современных ему ораторов (о нем еще пойдет речь далее) Фемистий замечал и различал местные, локальные, областные влияния. Григорий Просветитель проповедовал христианство среди армян на армянском языке. О возрождении своеобразного анти-эллинистического национализма во всех сферах и на всех уровнях в Персии при Сасанидах (да и в ходе национального пробуждения зависимой от Рима Армении, после обращения ее в христианство) и говорить нечего, это явление общеизвестно; на его волне было почти совершенно изжито греческое культурное влияние, долгие столетия господствовавшее в иранских землях со времен их покорения непобедимым Александром Македонским и столь сильное еще под властью парфянской династии Аршакидов (предшествовавших Сасанидам), что в ктесифонском театре шли – естественно на греческом языке, понятном тогдашним местным театралам! – трагедии Эсхила, Еврипида и других классиков эллинской драматургии. Одновременно христианские церковные проповедники начали обращаться к своей пастве на местном наречии, чтобы их лучше понимал простой народ (не слишком сильный в греческом языке, в отличие от более-менее эллинизированных представителей более состоятельных слоев населения). Именно на данный период приходятся первые попытки создания сирийского, коптского и армянского литературных языков.