Воин-монах на престоле

Во II веке христианской эры италийский Рим на Тибре все еще пользовался непререкаемым авторитетом и обладал престижем «Вечного Города» (лат. Urbs Aeterna), «Рима – Главы мира» (лат. Roma caput mundi), «повелителя Вселенной». В IV же веке п. Р. X., тот же самый Град на Тибре, торжественно отметивший в 248 году свое тысячелетие, уже пугливо укрывался за поясом мощных каменных стен с многочисленными башнями, которым император-солнцепоклонник Аврелиан, только что с трудом отразивший нашествие на солнечную Италию германцев-алеманнов (предков позднейших баварцев, австрийцев и немецкоязычных швейцарцев), опасаясь новых нападений врагов – как внешних, так и внутренних – на италийское сердце Римской «мировой» империи, был вынужден окружить «Главу мира» (впервые – со времен легендарного римского царя Сервия Туллия).

Стена Аврелиана (Рим, современный вид)

Хотя эти «Аврелиановы стены», как известно, не спасли Рим на Тибре от захвата и разграбления вестготами Алариха в 410, вандалами Гейзериха в 455, «сборной солянкой» германцев на римской службе патриция Рикимера в 472 году – и далее по списку (ибо всякий раз в «Вечном Городе» находились люди, впускавшие в него подступавшего к «Аврелиановым стенам» врага)…Во II веке Рим все еще был реальным центром созданного им и вокруг него, путем последовательного, постепенного покорения и присоединения все более и более отдаленных областей, могущественного государственного образования, охватывавшего все Средиземноморье, от Британии до Месопотамии. В IV же веке римские императоры перенесли свои постоянные резиденции в другие города, расположенные, соответственно, на Востоке и на Западе империи. Если же они и посещали время от времени Рим (обычно – крайне ненадолго), то их восторг и изумление при виде красот древнего величественного Форума и прочих архитектурных чудес «семихолмного града» наглядно демонстрировали всем и каждому, что «Вечный город» – во всяком случае, при взгляде на него с римского Востока – неуклонно превращался во все более смутное и далекое, хотя и все еще прекрасное, воспоминание, блеск и великолепие которого оказывались чем-то совершенно неожиданным для «залетных пташек», заскочивших в Первый, Ветхий, италийский Рим из Второго, Нового, константиновского Рима. Во II веке греческие риторы прибывали в италийский Рим на торговых кораблях, нагруженных экзотическими плодами.

Элий Аристид

Элий Аристид – типичный представитель этих «понаехавших», который, как писал в своей третьей сатире греконенавистник Ювенал, «был в Рим завезен со сливами вместе и смоквой (инжиром – В. А.)», к примеру, очень гордился тем, что удостоился чести выступать в Риме с публичными лекциям и докладами, и в похвальном слове «Вечному Городу» сравнил его огромную площадь (или – «широкие просторы», говоря словами звучащей в кинофильме «Свинарка и пастух» популярной советской песни о нашем, Третьем, Риме[60] – семихолмной матушке-Москве) с облаком снега, далеко разносимым ветром. В IV же веке уже не раз упоминавшийся нами выше греческий ритор Ливаний из сирийской Антиохии, хотя и избравший себе Элия Аристида в качестве образца для подражания (и изливавшийся в благодарностях своему другу, приславшему ему в подарок портретный бюст оного Аристида, который Ливаний всегда ставил перед собой, когда читал какую-либо из его речей), ни разу за всю свою долгую жизнь не удосужился побывать в Риме, да и почти не упоминал название «Вечного Города» в своих речах. Известно, что предки Ливания блестяще писали на латыни. А вот сам Ливаний латыни почти не знал – и, похоже, совершенно не страдал от этого…