Воин огня

Второй слуга внес ведро, бросил на койку полотенце, морщась от спертого, тяжелого запаха, и постарался поскорее уйти. Ичивари проводил его взглядом, резко вскинулся, озираясь, растирая затылок и плечи. Берег совсем недалеко, но и не рядом, учесть расстояние сложно, но прикинуть время… Остаток дня, ночь, еще день, еще ночь и время до нового полудня, так получается. Ветер не переменится, но ослабеет, в настроении асари махиг сегодня уверен, поэтому и знает надежнее капитана, когда моряк на мачте углядит берег… Утром бежать станет поздно. Это тоже безусловно. Не зря стало так много птиц и не зря их появлению радуются: он слышал обрывки разговоров и должен был сообразить. Что для него означает близость берега? То, что завтра его, пленника, под предлогом наказания упрячут в трюм, если не сделают этого уже сегодня вечером. Плыть отсюда самому далеко и трудно. Плыть с ядром на ноге – невозможно. Лодку, одну из тех, что имеются на палубе, взять нельзя, заметят. У бледных оружие, их много, и они снова перехитрят и поймают, уже окончательно…

Набрав полные горсти воды, Ичивари плеснул в разгоряченное лицо. Вздохнул, чуть успокоился и стал мыться, продолжая даже не думать, просто слушать асхи, разыскивая хоть самую малую надежду. Справа, довольно близко, в воде постепенно обозначилось искажение, не сразу отмеченное сознанием, поскольку оно было слишком мало. Его едва удалось выделить из общего шевеления волн и мешанины образов, малопонятных для сознания человека: не глазами ведь видит асхи и не руками ощущает… Лодка. Совсем маленькая лодка.

– Рыбак, рыбак, я тебя поймал, – шепнул Ичивари. – Теперь уже не потеряю…

Проглотив обед быстро, давясь пищей и не ощущая вкуса, Ичивари с подозрением глянул на кувшин. В прошлый раз он выпил нечто, и тело отказалось слушаться. Чистую воду ему не дают уже очень давно, и вдруг – перемена. Опасливо принюхавшись и попробовав на язык, никакого подвоха сын вождя не обнаружил. Задумчиво нахмурился – и не стал пить. На всякий случай…

Час спустя оптио встретил «посла» все в той же каюте. Ничто не нарушало обыденность. Прежнее место, прежнее перо в чернильнице, бумага приготовлена. На столе две чашки чая.

– Встань там, – велел оптио, указав на место у двери. – Подними ядро. Хорошо. Теперь пройди до стола, исполняя в точности приветствие ментору. Слова, поклоны, затем молитва Дарующему, вставание на колени и все прочее. Надеюсь, ты не пропил остатки памяти и ума. В последний раз ты не справился; если это повторится, строго накажу.

Ичивари засопел, виновато поводя плечами и обшаривая внимательным взглядом каюту. Особенно – плотно прикрытые створки, прячущие запас бутылей. Оптио сердито постучал пальцами по столу, требуя внимания. Сын вождя нехотя кивнул, переложил ядро в левую руку, освобождая правую для сотворения знака приятия света. Без выражения пробормотал первые слова, шагнул вперед, чуть увереннее продолжил речь посла, которую оптио вынудил заучить наизусть. Исподлобья глянул на Алонзо, уточняя и спрямляя путь слегка заплетающихся ног.

– …и да будет вовеки полна светом чаша его, и да не иссякнет благость, направляемая людям и питающая души, ныне и впредь…

Если бы оптио лучше знал способы обучения воинов зеленого берега, он, пожалуй, насторожился бы еще тогда, когда сын вождя перебросил ядро в левую руку и поддел снизу ладонью, взвешивая и уточняя длину цепи. Но оптио жил в поселках фермеров и в столице, а воинов воспитывают в лесах, во время малых и дальних охотничьих походов. Дед Магур своих учеников гонял и наставлял постоянно, но тоже никогда вблизи столицы, чтобы не бросить на родной дом и тень немирья…

Пальцы толкнули ядро почти без замаха, резко и коротко. Оно полетело вперед, через стол – слишком широкий, на что наверняка рассчитывал Алонзо, полагая себя в относительной безопасности по другую его сторону. Оптио успел откинуться на спинку кресла, как и ожидалось. Тихо щелкнул курок пистоля, во время каждой их встречи лежащего на коленях оптио невидимкой для пленника. Но оружие, предавшее Гуха, снова оказалось бесполезным… С некоторых пор Ичивари глубоко верил, что спокойная расчетливость асхи куда страшнее взрывной непредсказуемости ариха.

Ядро смяло вскинутую в защитном жесте кисть руки, с хрустом сокрушило ребра, вмяло тело оптио в спинку сиденья и даже чуть наклонило его назад, вынудив ножки кресла пискнуть. Исчерпав силу толчка, ядро вернулось в ладонь сына вождя, разочарованно лязгнув до предела расправленной цепью. Ичивари поймал ее обеими руками, не позволяя сложиться и создать громкий звук. Убрал со стола левую ногу, опиравшуюся при броске на самую середину столешницы. Покосился на чашку с чаем, поднял, принюхался.