– В наше время так трудно набрать людей, – пожаловался незнакомец, сутулясь под рукой Ичивари. – Как Тощего и Крошку застрелили, наша шайка стала совсем мала и слаба. А ведь были и славные дни, под рукой Шляпника Гильермо пребывало до сорока обученных стрелков… Я был десятником. Мы владели лесами… Эх, счастливые были дни… Потом Гильермо свихнулся и застрелил человека герцога. Ведь говорили ему, и я сам твердил: «Не лезь к седому хлафу в пасть!» И вот расплата. Нас трое, мы голодаем и вынуждены проверять кошели у нищих. Гильермо колесовали на площади… – Незнакомец покосился на Ичивари. – Это я к тому говорю, что не поможем с бумагами. Самим бы уцелеть. Ты о Хуане-мяснике слышал? Первый наемник герцога. Когда больших дел нет, он от скуки нами занимается… Вот так-то. В городе о бумагах и не заикайся, сдадут вмиг! Хуан вернулся с юга злющий, что-то у него сорвалось, и он хочет крови.
– Давай хоть зайца подстрелим да поужинаем, – осторожно предложил Ичивари, припомнив точно: зайцы тут, в Тагорре, имеются.
– Подстрелим! Ночью! Нашелся умник, – скривился незнакомец. – Грибы есть. Их и едим, а что в зиму делать? На юг уйдем, точно… Нам бы еще монет пять серебром – и в путь.
Сидящему в засаде стало скучно, он захрустел ветками и выбрался на край дороги. Совсем пацан, тощий и кривоплечий, хуже Гуха… Ичивари тяжело вздохнул. Жить воровством немыслимо дурно, дома подобного и не ведают, все знают друг друга, даже столица невелика, как возьмешь и куда потом денешь добытое неправдой? Хуже воровства только предательство. И все же нескладных «лихих людей» отчего-то жаль. Может быть, из-за того, что они и не особо плохи рядом с неким неведомым Хуаном? Ичивари встал, отнял у недомерка лук, придирчиво выбрал две довольно ровные стрелы. Всего пять шагов в тень притихшего леса, одно плавное движение, напрягающее плохонькую тетиву, – и заяц на ужин готов…
– А ты где промышляешь? Чем? – со слабой надеждой поинтересовался незнакомец, недоверчиво ощупывая зайца, брошенного ему на колени. – Может, люди нужны?..
– Охотой живу. И там, откуда я родом, воровать нельзя. Совсем.
– Наверное, это далече отсюда, – задумался лесной житель. – Меня Костесом зовут. Это Эньо. Пошли ужинать.
– Я Чар. Пошли… Слушай, а вот вассал – это кто? Мне бы разобраться.
Костес, уже шагнувший в тень ветвей, остановился, оглянулся, недоуменно пожал плечами, буркнул:
– Совсем издалека, – и почему-то покрутил пальцем у виска.
Взвесив зайца в руке, Костес уточнил, не били ли гостя чем тяжелым по голове. Ах, дубинкой… Мужчина сочувственно кивнул – и стал рассказывать так, как и следует рассказывать глупому: просто, короткими фразами, все-все поясняя.
Утром Ичивари вышел в путь невыспавшийся, хмурый и полуголодный, но довольный собой. Он узнал очень много важного о жизни в Тагорре и теперь куда лучше представлял свое место здесь. Лесные разбойнички тоже покинули свою убогую землянку под корнями старого дерева, благодаря то нелепого гостя, то самого Дарующего, то хитрюгу хлафа: мало ли кто расстарался больше прочих? В кошеле нищего Чара, страдающего потерей памяти, нашлось пять монет серебром, и дурень отдал их, не понимая ценности подарка. Иначе кто бы расстался с деньгами ради незнакомых людей? Да еще советовал бросить старое и заняться обычной, достойной работой.
– Костес, хорошее имя, – бормотал Ичивари, шагая по обочине. – Это уже что-то. Я страждущий Костес, житель портового города Брава. Рыбак я. Иду в поло… в паломничество! Это не место, а цель. Я беден, я молюсь, и я немного не в себе. Мне даже можно побираться и просить хлеб. И мне не обязательно иметь бумагу, я же не в своем уме! Это тут допустимо. Самое большее плеткой по спине врежут, никому я не нужен. Если что, буду кашлять, как показали… с кровью. Дело нехитрое.
Довольный собой, Ичивари зашагал быстрее, почти не глядя по сторонам и стараясь не рассматривать небо, поскольку тагоррийцы так не делают. Да и не время, надо добыть еды, любой. Жалкий кус заячьего мяса – этого хватило только на то, чтобы раздразнить желудок.
Лес кончился. Был он так мал, что, по мнению махига, и лесом не мог считаться в полном смысле слова. Как жить зверю, когда кругом поля, печной дым по земле стелется, мешается с туманом?.. Псы зло перелаиваются, а их слыхать из самой чащобы. Поля же нарезаны так плотно, что дикой травы вовсе и не осталось, а какая есть, истоптана скотом и выщипана до голых кочек с короткой щеткой едва наметившейся зелени…