Воин огня

Двое молодых парней выволокли жертву, пытавшуюся укрыться от расправы возле самой двери, согнувшись за плетеным нарядным заборчиком. «Девчонке на вид не больше тринадцати-пятнадцати лет», – прикинул Ичивари и поморщился, снова припомнив Шеулу и свое поведение при первой встрече. Он развернулся к тощему, злясь уже всерьез на лживое отродье, – вполне понятно, зачем тот сунулся задрать подол юной арпе. Мужичонка оказался проворен и ловок. Он понял все быстро и еще быстрее подцепил с земли ком сухой грязи и бросил. Названная арпой девчонка тихо взвыла, осела и закрыла голову руками. Вокруг нее как-то в единый миг стало пусто, дверь таберны хлопнула, плотно закрываясь, – осталась лишь арпа да каменная стена за ее спиной, сложенная криво и без особого усердия. Из одного оконца высунулась на миг женщина, прихватила ставни и закрыла, второе оконце так же ловко захлопнул парень. Стало тихо и страшно. Толпа качнулась, сомневаясь. Потом люди стали нагибаться и собирать годные камни и комья земли.

Ичивари сердито покачал головой, шагнул вперед и развернулся к нелепым тагоррийцем, в которых суеверий больше, чем в любом дикаре… Два или три камня клюнули в плечо, затем кто-то в задних рядах охнул – и толпа онемела окончательно.

– Я спросил, где хвост? – строго уточнил Ичивари у тощего. Тот усердно и ловко, как червь сквозь рыхлую грязь, протискивался все дальше от объявленной арпой. – Эй, ты! Уж не у тебя ли хвост? Я его прямо вижу.

– Святой человек, – опасливо шепнули в задних рядах, рассмотрев обглоданный лук на связке.

– Лови хлафа! – первой заорала дородная баба, прежде уговаривавшая всех искать корову.

Тощий пал на четвереньки и резвее заработал руками и ногами, с поистине редкостным проворством изворачиваясь, избегая протянутых рук и находя щели в частоколе ног… Ичивари подобрал самый увесистый камень из брошенных – даже плечо заныло от удара – взвесил на ладони и метнул, целя в затылок. Как обычно, попал: удар подтолкнул тощего вперед, ломая его движение и вынуждая перекатиться через голову.

Сзади в подаренный лесными людишками веревочный пояс, перетягивающий рубаху, вцепилась «арпа», всхлипывая и прижимаясь к спине всем телом, отчетливо понимая, что иных безопасных мест для нее в здешней безумной деревне нет… Ичивари завел руку за спину, поймал плечо девчонки, почти сердито отодрал ее руку от пояса. Усадил арпу – иного имени он не знал и пока в мыслях звал спасенную так – на нижнюю ступеньку входа в таберну.

– Я скоро. Сиди тут и даже не двигайся, – буркнул он, огорченно тронув раскровавленную губу. Обернулся к дородной. – Где корову видели в последний раз?

Женщина всплеснула руками, радуясь тому, что хоть кто-то уловил главное, ее беду со скотиной. Указала пухлой красной рукой на полянку и поплыла, раздавая подзатыльники, через сомневающуюся и раздраженно гудящую толпу.

– Туточки она была, родимая, самая лучшая, молочная, молодая. У меня торговали ее за такие деньги! Но я не уступила, потому что цены ей нет.

Ичивари осмотрел траву, ткнул пальцем в след, удивляясь тому, что никто не пришел и не разобрался в столь простом деле:

– Вот тут сидел человек, тряпки у него имелись, волоконце осталось, видите? Он обмотал корове копыта. Повел сюда, посуху, короткой травой, чтобы не натоптать уж вовсе явно. И дальше… ага, дальше сюда.

За спиной скопились и шагали след в след уже все до единого жители, благоговея и охая, лишь иногда позволяя себе украдкой отогнать от лица невыносимый по мощи луковый дух, прямым доказательством святости окутывающий паломника.

– Ведь видит все, как по книге читает, – шептались в задних рядах, рассматривая затоптанную траву, на которой никто и утром следов не нашел, и теперь тем более не видел.

Ичивари шагал уверенно, по-прежнему дивясь неумению примечать столь явное. Таберна осталась позади, в сопении жителей все громче звучало сомнение, медленно нарастающее даже в душе хозяйки коровы. Оно пропало в единый миг при виде неоспоримого следа пребывания скотины на лугу – свежей плюхи навоза. Дальше уже не шли, почти бежали. В задних рядах на ходу мяли бока тощему и, кажется, проверяли наличие хвоста – ткань так и трещала, глухие удары не прекращали сыпаться.

– Она! – всхлипнула от избытка чувств женщина, первой рассмотрев рыжее пятно шкуры в тенях перелеска. – Цела! Святой человек!

– Бей хлафа!

– Вора, – со вздохом поправил Ичивари, разворачиваясь и направляясь к таберне.

– А, все одно, – буркнул кто-то из мужиков, присоединяясь к потехе.

Толпа распалась на несколько групп: одни следовали за хозяйкой коровы, другие усердно изливали гнев и лупили визжащего вора. Прочие торопились за паломником на удалении, одновременно почетном и позволяющем не задохнуться в луковой святости.

Кровь у побитой девчонки еще капала с губы и из носа, скула налилась здоровенным синяком. Ичивари тяжело вздохнул, глядя сверху вниз на новую неприятность. Сам ввязался, винить некого…

– Что мне с тобой делать? – уточнил он вслух.