Девочка снова заулыбалась, в глазах разгорелся огонек приязни. Показала – сиди, жди. И убежала. Махиг избавил куклу от тканей, в которые ее бережно завернула новая хозяйка. Достал нож, приладился и начал доделывать лицо, вытачивать и подправлять пальчики на ручках и ножках, выглаживать плечи. Когда вернулась Тори, он почти закончил. Виновато осмотрел горку мелких стружек. Пока Тори убиралась, срезал прядь своих волос и сделал кукле ресницы и прическу. Получилось неплохо, даже захотелось собой гордиться.
– Плохо быть младшим в семье, – вздохнул Ичивари, передавая готовую игрушку. – Я ведь хоть и зовусь дома старшим сыном, но это такой обычай… У меня две сестры и обе старше меня, я никогда не оберегал их, зато они меня нянчили, как живую куклу. Ух я и злился!
Тори почти беззвучно засмеялась, трогая лицо куклы и продолжая ее рассматривать, гладить волосы и касаться иголок ресниц. Потом взялась укутывать снова в ткань. Серьезно, деловито…
– Вот и пришлось мне делать кукол чужим сестрам, – продолжил жаловаться Ичивари. – Еще я умею вырезать лошадок, белок и сильных бизонов. Медведя однажды сделал, даже деду он глянулся.
Кукла улеглась на свое место в сундуке, Тори закрыла крышку и задумчиво глянула на Ичивари. Снова осмотрела ветки и зелень в комнате. Покачала головой – не то, не годится. Вцепилась в руку и потащила за собой. Через весь дом, во двор, потом в парк. Стала водить от дерева к дереву, жестом указывая на срезанные сухие сучья и вопросительно глядя: годятся? Махиг не понимал, чего от него ждут, но старательно рассматривал завалы веток и даже куски боковых высохших стволиков. Были они причудливые, извернутые, с древесиной, свитой в сложный узор, с множеством сучков и изгибов. Красота хитро пряталась под мертвой растрепанной корой, под наростами гнилых грибов и мха. За парком никто не приглядывал очень давно, и теперь, видимо, люди Вики только начали приводить его в должный вид. Ичивари брел все дальше по густой, полусухой траве, неопрятной, сбитой в колтуны зарослей… Иногда сажал Тори на руку и переносил через особенно мощные завалы и промоины, ставшие болотцами. Думал о Вики, которая теперь, днем, пропадает во дворце и ей там трудно одной врать, вырывать нечто ценное и бороться за право выжить. Чтобы Тори никто не обижал, чтобы Бгаме не угрожали вырезать глаза… Чтобы проныра Лаура сидела и мирно считала свои монетки.
Кусок ствола сперва не привлек внимания. Ичивари споткнулся об него, больно ушиб палец и выдрал полувросший в землю предательски скользкий обломок древесины, чтобы забросить подальше. Но не забросил. Осмотрел, продолжая думать о Вики и странным образом находя этот кусок годным для размышлений и даже полезным. Похожим на Вики, если убрать лишнее. Ведь воистину глупо делать фигуры людей из камня! Он холодный, поди исхитрись и посели в него хоть малую искру души…
Тори запрыгала рядом, повизгивая и мыча от радости, дернула за руку, предлагая сесть. Огляделась по сторонам, побежала к большому стволу, сухому, давно сваленному. Потащила за собой, усадила. Ощупала добычу – влажный кривоватый излом, невесть почему на миг показавшийся похожим на Вики.
– Глупый я, – виновато улыбнулся Ичивари. – Иногда невесть что вижу…
Тори закивала. Поймала прядь волос, потянула и вынудила нагнуться. Медленно и как-то очень старательно провела ладошкой по голове Ичивари от макушки до лба. И села на поваленный ствол, подперев кулаками подбородок, улыбаясь во весь рот и ожидая непонятно чего.
И оно возникло. Сперва нахлынуло головокружение, мучительное и настойчивое. Затем явилась и стала ярче теплота в груди, в обеих душах. Виски молоточками отметило беспричинное сердцебиение. И еще нахлынуло, словно в колодец затянуло, сужение поля зрения, мучительное, неприятное и навязчивое, вынуждающее видеть только кусок древесины в руках. Зато всматриваться в него и замечать все мелочи, отчетливо и непривычно. Ощущать глубину древесины, до каждого малого изгиба, до последнего волоконца… Махиг пожал плечами, больше не пытаясь сопротивляться наваждению. Он достал нож, ощущая, как уходит головокружение и остается только немыслимо приятная легкость. Подпрыгни он теперь – и повис бы в воздухе. Потому что весь он – как перышко, солнце его пронизывает, ветер его гладит, мир ему улыбается… И Вики улыбается. Просто он неправильно смотрел, коряга прячет лицо не там, где ему казалось, а чуть ниже и сбоку. Вики нагнула голову и глядит лукаво, и волосы у нее длинные, распущенные, волнистые. А вся одежда сбилась к ногам, что вполне правильно. Зачем такой красивой женщине прятать свою красоту? Живет она невесть как, вся вот точно – в коре и гнили, мир этого берега таков, он людям не дает раскрыться… Всех гнет. Как Лауру. Только не все гнутся.