Воин поневоле

Их охраняли девять воинов и четыре неповоротливых раба. Вэлли занял почетное место впереди колонны; цепь, которая сковывала его шею, нес за ним воин второго ранга.

Каждый шаг был настоящей пыткой. Глаза застилала вода, и чего в ней было больше — слез или пота — он не знал, да и не хотел знать. Как они прошли весь парк и вышли через ворота, Вэлли плохо запомнил; процессия еще не успела углубиться в городские переулки, когда до него донесся детский голос: «Эй, смотрите! У них воин!»

Вэлли протер глаза, чтобы лучше видеть, и обнаружил, что собирается толпа. Он никогда раньше не задумывался о том, как относятся жители города к этому ежедневному маршу смерти. Иннулари говорил, что большинство узников — это рабы или преступники из других городов, присылать их сюда по какому-то необъяснимому древнему обычаю считается достойной службой Богине, но кое-кто из пленников, вероятно, жители этого города, и, наверное, иногда совершаются попытки спасти осужденных. Поэтому, вероятно, требуется такая большая охрана, ведь когда шестерых закованных в цепи сторожат девять человек, это кажется излишним.

Но на сей раз их спасать не будут. Из толпы то и дело доносились колкости и насмешки, следом за процессией бежали дети и подростки. На Судилище отправляется воин седьмого ранга, это большое развлечение. Суматоха росла, шум становился все громче, люди выглядывали из окон, прибегали с соседних улиц. Охранники начали злиться, прибавили шагу и раздраженно дернули цепь. Вэлли сжал зубы, но голову держал высоко и, пошатываясь, шел вперед.

В него попал комок жидкой грязи, потом еще один, уже не такой мягкий. Все крики обращены были только к нему, благородному господину, доблестному воину. Ты что, проиграл битву? Где твой меч, воин? А эту штучку оставьте мне, светлейший!..

Один из охранников взялся за меч, и на мгновение показалось, что кровопролития не избежать, а с ним и настоящего мятежа, народного восстания. Но послали за подмогой. Появился еще один отряд воинов, вдвое больше, чем первый, и толпу быстро разогнали. Вэлли слишком изнемог от боли, он не чувствовал страха, но послание расшифровал — воины седьмого ранга не пользуются любовью народа. Если все они похожи на Хардуджу, то удивляться нечему.

Тюрьма — это еще не ад, это только чистилище, настоящий ад начался только сейчас. Миллион раз Вэлли проклинал себя за то, что отказался от тележки, пусть это было бы недостойно, пусть еще сильнее заболели бы его раны. Он не помнил, как они вышли из города, не помнил, что было вокруг, он замечал только тропинку, поднимающуюся теперь круто вверх. Он содрогался при мысли о том, что может потерять сознание, потому что тогда его или поволокут по земле, или просто проткнут мечом и бросят в воду. Лохмотья на ногах пропитались кровью, боль и жара были просто невыносимы. Казалось, что кричит каждый его мускул, каждый сустав.

Они обогнули скалу и подходили к водопаду, когда порыв свежего воздуха оживил Вэлли. С одной стороны над тропинкой поднималась прямая отвесная стена, с другой — нависал утес. Земля под ногами качалась, ветер взвихривал пелену холодных брызг, а в ушах гремел рев воды. Впереди стеной вставал водопад. Вытянув голову и посмотрев вниз, он увидел бушующую белую пену, скалы и кружащие в водовороте стволы деревьев. Его хрупкая вера пошатнулась — неужели возможно пройти через все это и не погибнуть? И даже если он сможет, где гарантия, что он не окажется опять в храме и не окончит там свои дни, потому что не знает, в чем состоит первая сутра? Но потом все эти мысли заглушила боль, в глубине его души бушевала ярость, ярость, вызванная несправедливостью и безнаказанной жестокостью; он весь был полон желания отомстить этому мучителю Хардуджу — и в то же время не мог без злости вспоминать и маленького мальчика, таинственного мальчика, творящего чудеса, которому Вэлли Смит служил забавной игрушкой. Он всем им покажет. Негодование на одного увеличивало ненависть к другому.

Боль стала стихать, ноги оцепенели, и Вэлли уже почти не чувствовал их. Возможно, так подействовала на него прохлада воды, а может быть, он уже начал терять сознание или утратил чувствительность от страха перед предстоящим испытанием. Так или иначе, но он не переставая бормотал молитвы — невнятные и запутанные, такие, что даже он сам плохо понимал, что говорит, но надежда на то, что их поймет тот, к кому они обращены, не оставляла Вэлли.

Ущелье кончилось, тропинка резко оборвалась, и они оказались на поросшем травой склоне, недалеко от вершины горной гряды. Пленников подтолкнули вперед, сняли с них цепи, и обессиленные люди повалились на траву. Один из рабов собрал набедренные повязки.

У входа остались стоять двое охранников с обнаженными мечами, остальные, казалось, не обращали на узников особого внимания. Тропинка, уводящая в ущелье, была единственным выходом отсюда. Нет — единственным безопасным выходом. Вэлли старался побороть приступы тошноты. Он пытался думать не о будущем, а лишь о том, что ему удалось наконец сюда добраться. Мальчику это понравится.