— Да тут не пробовать надо, а срочно предпринимать действия. А то твой тесть и подруга твоя лишатся на казённом обеспечении здоровья, сил и юношеского задора.
— Согласен, — киваю я, представляя, как Гена томится в переполненной тюремной камере вместе с блатными.
Б-р-р-р…
— Ну, а раз согласен, у меня имеется ещё кое-что, тоже ожидающее твоего согласия. Скоро Ева приедет. По зерну будем с ней решать?
— Будем, клиент созрел.
— То есть, будем сводить её с Горби?
— Думаю, нужно сводить.
— Хорошо, — сосредоточенно улыбается он. — Я тоже так думаю. Получится у тебя и ли не получится, доподлинно неизвестно. Это я про твои реформы. А тут будут средства на дальнейшую борьбу.
— Или на беззаботную пенсию где-нибудь в Аргентине, — легонько подкалываю его я.
Аргентина — это довольно обидно, конечно, учитывая, что там ещё со времён войны окопалась куча разных Мюллеров и прочих негодяев.
— Знаешь что! — вздёргивается он, но тут же берёт себя в руки.
С самообладанием у него всё в порядке, судя по всему.
— Я думаю, — говорит Де Ниро, — нужно нам зарегистрировать фирму типа «Сеабеко». Помнишь, ты рассказывал?
Да, помню, рассказывал. Я и Андропову про неё говорил.
— Так вот, нужно её, то есть нашу фирму подставить Андропову вместо сеабеки. Он тебя наслушался, настрой к сеабеке негативный. Для нас это плюс, поскольку поток будет немаленький. Это ясно. Надо ведь братские компартии накачивать деньгой, закупать разные запрещённые виды товаров, подкупать чиновников и всё такое прочее, противоречащее званию ленинца, комсомольца и просто советского человека. И, что самое любопытное, реально проконтролировать сколько средств пошло на целевые нужды, а сколько потрачено на преодоление всевозможных бюрократических и политических барьеров, неизвестно, поскольку финансовая документация на подобные расходы не предусмотрена, как таковая.
— Вот только незадача. Как объяснить происхождение этой компании? Откуда она возьмётся?
— Ну, это не самое тяжёлое. Я придумаю легенду какую-никакую.
— Можно проколоться, Леонид Юрьевич. Стыда потом не оберёмся.
— Не проколемся, — уверенно заявляет он. — Не проколемся.
— Ну, как тут наши зеки себя ведут? — спрашиваю я, заявляясь на базу в Дьяково.
— Спокойно, — отвечает дежурный. — Один, правда, врача просит всё время.
— Тот, что с горлом?
— Да, он.
— Ну, пошли сразу к нему.
Захожу в камеру. Чувак лежит на шконке. Услышав, что кто-то пришёл, садится, опускает ноги и, страшно морщась, трёт горло.
— Мамука или Георгий? — спрашиваю я.
— Мамука, — хрипит он, бросая на меня злобный взгляд.
— Что, болит глотка? Скажи спасибо, что жив ещё. Ты зачем приехал? Девок насиловать? Чё тебе надо?
— Где я, скажи? — скрипит он. — Это не ментовка, я вижу.
— Скажу, когда захочу. А не захочу, сразу тебя спишу в расход. Знаешь, что это такое?
Я провожу рукой по горлу.
— За что в расход? Кто ты такой вообще?
Он говорит медленно. Хрип накладывается на акцент и получается довольно жуткий акустический перформанс. Голосовой Франкенштейн.
— Ты не понял про вопросы, да? Ну, сиди тогда, а я пойду с другими побазарю.
— Нет, нет, не нужно. Со мной говори.
— Кто вы такие?
— Как, кто такие? Просто мы. Я Мамука.
— Ну, и чего вы в Москву приехали?
— Ну, как сказать? Почему не приехать? Здесь возможности есть.
— Откуда?
— Грузия… Из Грузии.
— Знаю, что из Грузии, откуда конкретно?
— Конкретно? Мы из Батуми.
— Из Батуми? Море, да? И что вам не сиделось дома-то?
— Что делать? — пожимает он плечами и опускает голову.
Худой, курчавые волосы коротко подстрижены, лицо покрыто щетиной, на шее чёрные завитки. Выглядит он жалко, даже безнадёжно как-то.
— Кто прислал? — спрашиваю я.
— Зачем прислал? — поднимает он голову.
— Давай так. Говорим конкретно, без «не знаю» и без «зачем». Ясно? Либо говорим и ты мне рассказываешь, всё что знаешь, либо заканчиваем базар и потом червячкам будешь рассказывать всё что захочешь. Ясно?
Он молчит сначала, немного обалдев смотрит на меня, но потом кивает.
— Ясно, что ты не мент…
— Говори, кто прислал.
— Никто, жизнью клянусь. Никто не прислал.
— Хочешь сказать, что Мишико Тифлисский тебя не присылал?
— Нет, Мишико не присылал, — медленно крутит он головой. — Я с ним вообще лично не знаком. Но скажу тебе, он человек нехороший.
— Почему это? — хмурюсь я.
— Без обид. В нём гордости нет.
— Серьёзно? А в ком есть? В тебе что ли?
Он пожимает плечами.
— Ладно, кого ты знаешь? Ламази Джона знаешь?
— Он с тобой был вчера, в машине сидел. Он, как раз, под Мишико ходит, шестёрка его.
— Шестёрка? А разве он не вор?
— Плохие они люди.
— Плохие люди? Интересно как. А Зураб Гагринский?
— Нормальный вор. Но они его замочат скоро. Мишико хочет всех под себя подмять, очень плохой.
— А ты сам вор? — уточняю я.
— Нет пока. Но буду.
— Давно приехали в Москву?
— Месяц…
— Месяц? — повторяю я.
— Да.
— Чем занимаетесь?
— В карты играем в ресторане.
— А мента вчерашнего знаешь?
— Да, — неохотно подтверждает он.
— Платишь ему за крышу, так?
— Платим ему, да. Чтобы играть давал.
— Зачем приехали?
— Бро ищем.
Интересное кино…
— Чего искать-то? Все знают, где он есть. Зачем он вам?
— Тебе что? Хотим к нему… как сказать…