Тихие голоса — один, потом другой и третий — присоединились к звенящему в плотной тишине голосу Малуши. Гесте мерещилось, что за спиной кто-то стоит и сверлит её назойливым взглядом. Вот-вот подойдёт и опустит ледяную руку на плечо. Она чувствовала, как стены светлицы плывут, пропадая во тьме, и будто бы качается пол под ногами. Древние слова, сложенные сотни лет назад, повисали в воздухе, как парящие птицы.
Геста не сразу поняла, что ворожея замолчала. Слова заговора впечатались в память, снова и снова обрывками вспыхивая в голове. Очередной порыв ветра взвыл за окном, и к нему присоединился далекий голос волка. По спине продрал озноб, и Геста вдруг отчётливо поняла: она пожалеет о том, что делает.
— Надеюсь, на этом всё? — буднично осведомилась Малуша.
— Да… — очнувшись, прошептала Геста. — Можешь идти.
Она не слышала, как ворожея вышла из светлицы. За окном шумел ветер, снежинки мелкой крупой сыпались с неба и ударялись о стекло. Все лучины, что были в светлице, погасли — горел теперь только очаг. Холод пронимал до костей, будто Геста лежала в промозглой могиле. Она встала и поспешила вновь зажечь все огоньки. Свет неуверенно озарил комнату, и тени позднего вечера расползлись по углам.
Казалось бы, что такого? Всего лишь заговор на сон. Но Геста ещё долго ходила по комнате, и только потом поняла, что ни о чём не думает.
Она приказала стражнику позвать Тору и попросила ту остаться с ней ночевать. Смутный ужас охватывал её. Так бывает, когда идёшь по лесу перед закатом. Теряют чёткость очертания, тускнеют цвета. И вокруг, вроде, тихо, но кажется, что из-за потемневших кустов на тебя вот-вот кинется волк, а то и вовсе какая-нибудь нечисть. Геста уже начала жалеть, что затеяла дело с ворожбой. Кому это поможет, да и стоило ли верить Малуше? Она, судя по россказням, ни с кем в доме не водила близкой дружбы. Другие девицы, бывало, сторонились её и боялись лишний раз говорить о Хальвдане — лишь бы Малуша не услышала. Уж сколько лун прошло, а упоминание о расставании с воеводой всё продолжало лишать её спокойствия. И чего уж скрывать, виноватой в этом служанка считала Младу. Может, поэтому и помогла… Потому что почувствовала, что их с Гестой беды исходят от одной девицы.
Геста лежала в постели и озиралась по сторонам сквозь тьму. Что она наделала? Вдруг это обернется какой-то бедой? Не зря Малуша говорила про сговор с духами. Теперь казалось, что из каждого угла светлицы смотрят десятки глаз. Слова заговора до сих пор едва различимым шелестом звучали в ушах. Повторялись по кругу. Каждый случайный шорох или звук снаружи заставлял вздрагивать и вжиматься в подушки. Но усталость скоро взяла верх. Геста всего на миг закрыла глаза и внезапно, как это всегда бывает, провалилась в сон.
«Вдалеке полыхал пожар…
Рыжее зарево поднималось над лесом, блекло и тонуло в ночной черноте. Небо над головой плыло и извивалось, закручивалось спиралью, словно хотело поглотить птицу. Отринув грядущую опасность, та летела вперёд. Чёрные с серебром перья трепетали под потоками воздуха; хищница зорко высматривала добычу. А внизу было пусто, только лес плескался серо-зелёным морем, и плыл над ним запах гари.
Окруженный высокой стеной на холме стоял город. Вокруг него горели выселки. Между изб там метались люди, а кто-то уже был мёртв: иссечён мечами или утыкан стрелами. Тянулись по дороге повозки с добром, которое выжившим удалось сберечь. Лишь безмятежно серебряная в свете луны река текла так же спокойно и огибала город, уходя вдаль насколько хватало глаз. Одинокие огоньки горели на стене, маленькие, жалкие — порыв ветра, и их не станет.
Птица снизилась, чтобы лучше разглядеть, чем можно поживиться. Падалью она брезговала — только если совсем уж в голодное время бралась за неё. Маленькие человечки скучая ходили туда-сюда между городских острогов и зябко ёжились от холода. Надвигается зима. Снег тонким ковром уже рассыпан по земле, и тяжёлые тучи скоро снова принесут снегопады с Севера.