Воин Забвения. Гранитный чертог (СИ)

Окруженные невысоким бревенчатым забором, на поляне кругом стояли восемь каменных идолов, в середине высился ещё один — самый громадный. Капище. Но сюда не вела даже жалкая заросшая тропинка. Неужто, Боги здесь забыты так же, как и яблоневый сад? Последние рассеянные лучи солнца золотили верхушки истуканов, окутывая их головы мягким ореолом. Идолы ещё не успели сильно зарасти мхом или просесть в землю: они были так же молоды, как и Кирият. Видно, при строительстве детинца богам отдали должное, возведя капище, но этим всё и закончилось.

Млада, озираясь, догрызла яблоко и подошла ближе. Удивительно, но капище будто опутывали тонкие ветряные нити. Воздух, неподвижный в саду, здесь шевелился и тёк. Как дыхание. Млада попробовала шагнуть в нарядные резные ворота, но будто невидимая рука толкнула её в грудь. Достойна ли войти? По телу пронеслась лёгкая дрожь и покалывание. Млада на мгновение засомневалась, но, преодолев странное сопротивление, всё же обошла капище, разглядывая каждого идола.

Их лики были высечены с мастерством и заботой, каменные глаза смотрели как живые. Здесь были и старцы с бородами, спускающимися до самой земли, и жутковатые звероподобные существа, и женщины с бесконечной мудростью на недвижимых лицах. Казалось, стоит пройти мимо, как они поворачиваются и провожают взглядами.

Что это за Боги? Млада как будто их не знала. Наверное, раньше, в детстве, они были другими. Ведь её род не принадлежал к немерскому — он был гораздо древнее. Но понемногу вымирал. К тому же Млада давно не верила в Богов, тропа к ним в душе заросла так же, как и тропа из детинца — сюда. И правильно — какой толк? Разве справедливые Боги могли допустить гибель народа, который их чтил, возносил молитвы, приносил дары? Разве они могли допустить мучения, страх, слёзы?

Богов нет, есть только люди… Жестокие твари, убивающие друг друга по своей прихоти. Из века в век, придумывая всё новые способы. Своими или чужими руками. И руками Млады тоже. Много лет она смотрела на людскую ненависть, жадность, зависть. Пропиталась ими насквозь. Захлебнулась. Но продолжала убивать, не живя и не дыша больше, чем требуется. Так легче.

И странно, что именно на капище она почувствовала, насколько омертвела. Почти как эти истуканы.

Млада остановилась рядом с выбеленным солнцем жертвенным камнем. Похоже, он пустовал давно, только птицы, будто насмехаясь, оставляли на нём пятна испражнений. И главный идол, огромный и хмурый, гневно смотрел на это безобразие, бессильный хотя бы отвернуться. Его застывший серый лик почти кривился от немыслимого мучения и обиды. От его фигуры веяло тревогой и угрозой. Точно с жутким скрежетом он вот-вот поднимет руку и хватит кулаком по земле.

Безразлично смахнув с жертвенного камня случайную веточку, Млада поёжилась, хоть вечер ещё не растерял накопленное за день тепло. Девять пар глаз сверлили её с высоты, вдавливали в землю. И почему-то здесь было не по себе. Как будто она лишняя и в этом застывшем в безвременье месте.

Млада подняла лицо к небу. Звезды уже пробивались сквозь лиловый закатный свет и кружились, словно подхваченные водоворотом; камни едва слышно пели на ветру, и яблони вокруг вторили их голосам. Всё-таки странное место. Оно точно втягивало в себя, как зыбучие пески. Млада постепенно проваливалась в пустоту, чёрную и непроглядную. Восемь существ приближались со всех сторон, молчаливо изучая человека, посмевшего нарушить их многолетний покой. Их лица не были добрыми, и Млада почувствовала себя виноватой в их недовольстве. Рядом стоял девятый. Его взгляд уперся в спину холодным камнем.

Негромкий шорох травы под ногами неподалёку заставил развеяться липкое, тяжёлое наваждение. Млада притаилась и плавно скользнула за одного из идолов. Прошла, по привычке прячась в тенях, до забора. Снова прислушалась. Шаг лёгкий и неширокий. Скорей всего, девушка. Всё же ходит кто-то на капище, возможно, даже просит о чем-то Богов. Чудно. Млада осторожно выглянула, когда шаги затихли.

На залитой тускнеющим светом поляне стояла незнакомая девушка. И, наверное, только слепой не смог бы различить в ней знатности рода, к которому та принадлежала. Светлую кожу будто выточенного изо льда лица оттеняли тёмно-рыжие вьющиеся волосы, распущенные и только от висков убранные к затылку. Можно было поклясться чем угодно, что девица-то тоже из верегов. Такой жестоко-холодной красоты в здешних землях не встретишь. Если только баба какая от северянина дочку не прижила.

Девушка постояла немного, покручивая в пальцах сорванный где-то сухой стебелёк ковыля и снова пошла к капищу. Зашелестело её длинное, из плотного льна платье, которое касалось подолом земли и в зыбких сумерках казалось изумрудно-зелёным. У ворота и по краю рукавов оно было богато расшито золотой нитью. Не иначе привезённой из далёкой Диархавены.