Война

— Пан! Пан! — кричит Андрюха, но Пан не слышит.

Вертушка улетает. Мы рассаживаемся на траве и закуриваем. Андрюха сплевывает и кидает довольно большой бычок на землю. Разнервничался. Я поднимаю бычок с земли и докуриваю. Нервы нервами, но выбрасывать такие окурки — попросту преступление. Делаю еще несколько затяжек, пока уголек не начинает обжигать мне пальцы, потом втаптываю его в землю.

Батальон охватывает тротиловая лихорадка. Все заняты поисками снарядов. Их выменивают на курево, достают у земляков, выпрашивают или воруют. И плавят из них тротил. Никто не знает, зачем он нужен, говорят, что за него дают хорошие деньги на центральном рынке в Грозном, но я сильно в этом сомневаюсь. Зачем «чехам» покупать тротил, когда в Грозном и так битком неразорвавшихся снарядов, они валяются на улицах, словно поленья, ходи да собирай. Один раз я видел даже неразорвавшуюся пятитонку, огромную бомбу, похожую на большой воздушный шар; она лежала посреди воронки, как толстая свинья в луже грязи, зарывшись своим пятачком в землю. Из такой можно достать сразу пять тонн взрывчатки, чего мелочиться и размениваться на какие–то полупудовые снаряды? И кроме того, даже если на центральном рынке и покупают тротил, мы–то все равно не сможем туда попасть.

Но это никого не волнует, и солдаты плавят взрывчатку. Это очень просто, надо лишь скрутить взрыватель и положить снаряд в огонь, вот и все. Через какое–то время из него жидким пластилином потечет тротил. От огня он не взрывается, детонирует только от запала или электроимпульса, так что ничего опасного в этом нет.

Тренчик наплавил целый вещмешок и теперь таскает его за собой, словно валютный фонд державы.

Днем он хранит сидор в командирском бэтээре, прямо под сиденьем Бондаря. Вздумай такое проделать кто–нибудь другой, мешок со взрывчаткой был бы обязательно обнаружен. Представляю, какие последовали бы санкции, если б ротный узнал, что родимые солдаты засунули ему под задницу два пуда взрывчатки. Но Тренчику, как всегда, везет.

Мы плавим тротил до тех пор, пока у одного парнишки снаряд не разрывается прямо в руках. Как это могло случиться, никто не знает. Взрывом его отбросило на несколько десятков метров, он перелетел через штаб и упал на бэтээр комбата. Несчастному вырвало грудь, посередине тела зияла большая дыра.

Впрочем, Тренчик все равно не выкидывает свой сидор и продолжает использовать его вместо подушки.

— Запас карман не тянет, — говорит он, подбивая вещ мешок кулаком на ночь.

Он прав. Тротил уже выплавлен, так чего ради его выкидывать? Тому парню ведь от этого легче не станет.

— И зачем мы только учили эту дурацкую морзянку, — ворчит Тренчик, промывая ванночку перед очередным набегом на кухню. — Какой от нее толк? Все равно в армии никто ей уже не пользуется. Мы же только и делаем, что воруем воду да получаем тумаки, вот и вся наша военная наука. Лучше бы деньги, которые затратили на мое обучение, отдали мне, уж я‑то нашел бы, как ими распорядиться.

Это верно. Азбука Морзе устарела лет на двадцать, и тут она никому не нужна. Мне сложно представить, что в бою радист начнет отстукивать точки–тире и посылать сообщение шифром. В такие минуты орешь в эфир матом и передаешь все открытым текстом, позабыв обо всех секретных кодах и позывных.

— Точно, — соглашается Андрюха. — Лучше бы нас стрелять научили.

— Пидарасы они все, — говорит Тренчик. — Мы с вами — пушечное мясо, вот что я вам скажу. Отменное пушечное мясо, да к тому же очень дешевое, всего по восемнадцать с полтиной за семьдесят килограмм живого веса.

— Рядовой Жих! Ваши разговоры являются паникерскими! Или вы считаете, что конституционный строй нашей Родины — это пустой звук? За такое малодушие вы достойны пойти в атаку в первых шеренгах без бронежилета, — отчитываю я его.

Тренчик скорчивается, как от удара под дых. Его глаза выражают ужас.

— Нет, нет, только не это, — шепчет он. — Разрешите хотя бы надеть каску…

— А ну встаньте смирно, товарищ гвардии мяса рядовой, когда с вами разговаривает старший по званию! — грозно замечаю я. — В конце концов, я сержант! Но вам этого не понять. Вы вряд ли когда–нибудь будете удостоены этого высокого звания.

Мы с Андрюхой уже сержанты, тогда как Тренчик лишь младший сержант. Мне звание досталось на халяву: Савченко спер в штабе печать и нашлепал мне в военнике званий чуть не до лейтенанта. Андрюха же третью лычку заработал еще в учебке за отличную службу. Впрочем, это не имеет никакого значения, бьют нас наравне с рядовыми. Пожалуй, даже сильнее: быть старшим по званию, имея при этом меньший срок службы, — непростительный проступок. «Так ты еще и сержант?» — удивляются дембеля и навешивают мне пару лишних плюх. Поэтому я никогда не ношу лычки. Да их никто не носит, здесь важен лишь срок службы.

— А ну быстро! — подхватывает Андрюха. — Доложите мне задачу номер сорок один для специалистов КШМ[15] со спецаппаратурой! Этим вы окажете Родине неоценимую услугу.