Война

— Товарищи сержанты! Докладываю! Идите в задницу! — четко отвечает Тренчик и вытягивается во фронт. Глаза его горят рвением отдать свою никчемную жизнь во благо конституционного строя нашей Родины.

— Плохо, младший сержант Жих, очень плохо, — говорит Андрюха, подражая командиру нашей учебной роты майору Ремезу. — Может быть, вы и тактико–технических характеристик радиостанции Р-111 не знаете? Доложите!

— Приемо–передающая симплексная возимая широкодиапазонная УКВ-телефонная радиостанция для обеспечения ТЛФ/РС в тактических звеньях управления, два поддиапазона 20–36–52, семьдесят пять ватт, двадцать шесть вольт, АБ 4/5 НКТБ‑80 бортсеть ПРД 18 А, вес сто килограммов, — без запинки тарабанит Жих.

Мы с Андрюхой стоим раскрыв рты. Я уже порядком подзабыл все эти премудрости, но теперь они всплывают в моей памяти. Все–таки трудно забыть морзянку, если тебе ее вбивали в голову тяжелой армейской табуреткой каждый день на протяжении шести месяцев. Мы учили ее в основном в упоре лежа. Удар по почкам — лучший стимул для развития тяги к знаниям.

— Господи, и такую лабуду мы талдычили целых полгода! — удивляется Андрюха. — Да кому это нужно?

— А ведь и вправду, — говорю я, — мы же учили всю эту хреновину, будто от нее зависела наша жизнь. Но никто не удосужился объяснить нам, как останавливать кровь, как вычислить снайпера в ночном бою или как украсть на кухне воду.

— Пидарасы, — говорит Андрюха. — Они все — одна сплошная банда пидарасов.

— А ну–ка быстро: что такое «интервал»? — продолжает Жих.

— Это расстояние по фронту между военнослужащими, подразделениями или частями, — отвечает Андрюха. — Здесь ты меня не подловишь. А вот доложите–ка лучше, товарищ сержант, значение аббревиатуры ЩСА? — спрашивает он меня.

— Как меня слышно, — отвечаю я.

— РПТ?

— Повторите.

— ЩРЖ?

Что такое ЩРЖ, я не помню. Зато помню характеристики телефонного аппарата ТА‑57, о чем ему и докладываю.

— Точка–точка–тире? — парирует Жих.

— Ти–ти–та, Унесло, Ульяна, — поет напевку буквы «у» Андрюха и тут же переходит в нападение: — Та–ти–та, как–де–ла, Константин! Ча–ша–то-нет, Человек — «ч»!

— Пила–по–ет, Павел, «п», — парирую я.

— Ай–да, ти–та, Анна!

Мы сидим в своей землянке, разговариваем друг с другом морзянкой и смеемся, как идиоты.

Всех добивает Тренчик. Он называет цифры, от одного до десяти:

— И–толь–ко-одна, Две–не–хо-ро–шо, Три–депу–та-та, Че–тве–ре-ти–ка…

Мы ржем.

Солдат, пожалуй, самое простое существо во Вселенной. Когда нам страшно, мы боимся, когда тоскливо — тоскуем, когда смешно — смеемся. Нет, мы ничего не забываем, каждый день войны ложится на душу тяжелым грузом, и когда–нибудь нам предстоит остаться один на один со своими воспоминаниями, но сегодня нам до этого нет никакого дела. Мы живы, что еще надо?

В конце концов, мы еще совсем мальчишки.

— Я на месте всех земных правительств устроил бы собрание, чтоб на нем постановили: выделить специальный полигон, куда страны отправляли бы свои войска и выясняли отношения, — вносит предложение Олег. — Например, здесь, в Чечне. А и правда? Россия могла бы сдавать Грозный в аренду. Захотели, например, потягаться Израиль и Палестина, отправили бы сюда свои армии и наваляли друг другу по первое число! Кто победил, тот и хозяйничает в Иерусалиме. А деньги за аренду можно было бы отдавать нашим раненым, кому поотрывало руки и ноги. Тогда они по крайне мере не просили бы милостыню в переходах.

— А еще лучше было бы запускать сюда иностранные спецслужбы, пусть учатся воевать с терроризмом в реальных условиях!

— Ни хрена не выйдет, — возражает Мутный. — Тогда «чехов» пришлось бы ставить на довольствие и платить им зарплату. Да и вообще, им быстро конец бы пришел: немцы или те же самые евреи не стали бы церемониться с боевиками, как наше правительство, загнали бы всех в горы и расстреляли из саушек[16]. А то что это за война такая — то воюем, то не воюем, то наступаем, то отступаем?!

Батальон входит в какое–то село. Оно почти не разрушено, обстреливали его мало, но жителей не видно. На центральной площади ветер гоняет бумагу и волчками закручивает пыль.

Вокруг площади, прямо перед домами, стоят большие кресты. На них висят распятые русские солдаты — они прибиты за руки к перекладинам, у каждого в груди несколько пулевых отверстий. Все кастрированы.

Комбат приказывает зачистить село.

На площадь стаскивают всех мужиков, каких находят, сваливают там кучей, а потом начинается резня. Один прижимает чечена ногой к земле, второй снимает с него штаны и двумя–тремя резкими рывками отрезает мошонку. Зубцы штык–ножей цепляют плоть и тянут из тела сосуды.

За полдня кастрируют все село, потом батальон уходит. Наших оставляют на крестах: их потом снимут особисты.