Война

Перед штабной палаткой уже стояли три бэтээра. На двух, с головами укрывшись от дождя плащ–палатками, комками коробилась насупленная пехота. На головной машине сидел начштаба капитан Ситников. Свесив одну ногу в командирский люк, он кричал что- то, размахивая руками. В его позе и в царившей вокруг штаба суете Артем сразу почувствовал нервозность. По мере приближения к штабным палаткам он и сам заметно ускорил шаг, засуетился, подчиняясь общему ритму движений. На ходу снимая рацию, подошел к машине и потянулся рукой к поручню, собираясь залезть на броню:

— Что, едем уже, товарищ капитан?

— Сейчас, только Ивенкова дождемся.

Узнав, что ситниковского ординарца еще нет, Артем успокоился.

Лезть на мокрую броню не хотелось, и он остался внизу. Ожидая Ивенкова, Артем стал обивать сапоги о колесо, до последнего оттягивая момент, когда придется снять перчатки, схватиться рукой за мокрый поручень и вскарабкаться на осклизлый бэтээр, холодный даже на вид.

Артем пару раз стукнул прикладом по броне:

— Эй, водила!

— Чё? — Незнакомый чумазый механик–водитель высунулся из люка, недружелюбно посмотрел на Артема.

— Хвост через плечо. Дай под задницу чего–нибудь, а то броня мокрая.

Водила нырнул в люк, завозился там. Через минуту оттуда вылетела засаленная подушка, прокатилась по броне и упала прямо Артему под ноги, в небольшую лужицу. Артем выматерился. Двумя пальцами брезгливо поднял подушку и попробовал вытереть ее о борт. Глина только размазалась. Он снова выругался и закинул подушку обратно на машину.

Из палатки галопом выскочил Ивенков и, выпучив глаза, побежал к ним. В каждой руке он волочил по «шмелю» и по две «мухи», которые били его по ногам. Артем скинул перчатку, быстро залез на бэтээр, принял у Ивенкова «шмели», «мухи», рацию, протянул ему руку, и они спиной к спине плюхнулись на грязную подушку.

— Поехали! — сказал Ситников, и водила, дернув бэтээр, повел его по направлению к Алхан — Юрту.

Дождь усилился. Бэтээр, натужно ревя двигателем, полз по метровой разъезженной колее. Грязь из–под колес килограммовыми комьями фонтанировала в низкое небо, шлепалась на броню, летела за шиворот, в лицо. Больше всего попадало на шедшую впритык за ними машину девятой роты, и Артем улыбнулся, глядя, как пехота материт дурака–водителя. Потом водиле настучали по шапке, и он отстал.

Катающаяся по броне каска стукнула Артема по бедру. Он поймал ее, вылил скопившуюся дождевую воду и надел: хоть шапка чистой останется.

Ивенков толкнул его локтем в спину:

— Артем! Слышь, Артем!

— Чего?

— Закурить есть?

— Есть.

Он полез в нагрудный карман бронежилета, долго искал курево и спички среди сухарей, сухого спирта, патронов и еще бог знает чего, наконец достал помятую пачку «Примы», вынул две сигареты и протянул одну Ивенкову. Повернувшись друг к другу и прикрывая огонек ладонями, они прикурили.

Сигарета в мокрых руках быстро размякла, стала пропускать воздух. Артем сплюнул скопившийся на губах табак, прикрылся каской и поглубже залез в воротник бушлата. Ремень автомата он намотал на руку, а стоящую на броне станцию прижал ногой. Один наушник, слушая эфир, надел на левое ухо, второй задвинул на макушку. В эфире ничего не было. Артем пару раз вызвал «Пионера», потом «Броню», но никто не ответил, и он выключил станцию, чтобы не сажать аккумуляторы.

Медленно уплывавшее назад серое чеченское поле, обложенное со всех сторон тучами и туманом и не имевшее ни начала, ни конца, навевало тоску. Дождь мелкой изморосью плевался в лицо, стекал по каске и капал за воротник; снизу, из–под колес бэтээра, в лицо летела грязь.

Артем уже был насквозь мокрый и чумазый. Сырые, не державшие тепла перчатки противно липли к рукам, заскорузлый воротник натирал кожу на щеках, броня резала спину.

«Бред какой–то, идиотский сон», — подумалось ему. Что он здесь делает? Что он, москвич, русский двадцатитрехлетний парень с высшим юридическим образованием, делает в этом чужом нерусском поле, за тысячу километров от своего дома, на чужой земле, в чужом климате, под чужим дождем? Как он попал сюда? Зачем? Зачем ему этот автомат, эта рация, эта война, эта жирная чеченская грязь вместо теплой чистой постели, аккуратной Москвы и нормальной снежной, белой и красивой зимы?

Нет, его здесь нет, по всем нормальным логическим законам его здесь нет и быть не должно. Здесь же все нерусское, другое, ему тут просто нечего делать! Какая к богу в рай Чечня, где это вообще? Это точно сон, бред собачий.

Или сном была Москва, а он всю жизнь, с самого рождения, вот так вот и трясся на броне, привычно уперевшись ногой в поручень и намотав на руку ремень автомата?

Артем достал еще одну сигарету.

Интересно, как быстро он привык ездить на броне. Поначалу хватался за все поручни, цеплялся за все выступы, и все равно его кидало по бэтээру, как носок — по стиральной машине. Но уже через неделю тело Артема само стало находить оптимальные позы, и теперь он мог сидеть в любом месте движущейся машины, хоть на стволе пушки, — КПВТ — почти ни за что не держась и никогда не падая.