Война

Было три часа, когда с правого фланга русских позиций показалось большое облако зеленовато-желтого цвета. Легкий ветерок двигал: это облако в сторону высоты «272», где находился сильно укрепленный редут неприятеля. Облако медленно ползло по земле, окутывая рогатки и колючую проволоку, заполняя каждую ямку, каждое углубление. Бесшумно и зловеще ползло оно в утренней тишине, все ближе и ближе подбираясь к австро-венгерскому редуту…

Вдруг резкий звук разорвал тишину. Частые металлические удары прозвучали в воздухе. Раздались свистки. Человеческие крики. Забил надрывно колокол, рождая страх и смятение. Каждый удар колокола, казалось, кричал: «Газ! Газ! Газ!» Шум все усиливался. Видна, было, — как на высоте «272» забегали австрийцы и венгерцы. Началась паника.

И в этот момент русская артиллерия открыла по всему фронту огонь. Тетива была спущена.

Первый снаряд, как и было указано в артиллерийском плане, разорвался ровно в четыре часа утра. Это начала пристреливаться вторая батарея первого тяжелого дивизиона. Она стреляла по первой линии неприятельских окопов. Тотчас же вступила и батарея мортирного дивизиона, а за ней и другие батареи тяжелой артиллерии, стрелявшей по второй линии окопов и по тылу противника. Командиры батарей сидели в наблюдательных пунктах, выдвинутых далеко вперед, и по телефону корректировали стрельбу. Каждое орудие пристреливалось отдельно. Десять бомб или десять гранат, потом несколько выстрелов шрапнелью.

Через сорок минут орудия умолкли, но тотчас же стала пристреливаться другая группа тяжелой артиллерии. Опять на каждое орудие десять бомб или десять гранат и несколько выстрелов шрапнелью. Еще через сорок минут приступила к пристрелке третья группа — гаубиц и пушек крупного калибра. Одновременно вели пристрелку и легкие пушки, выпуская тридцать гранат по проволочным заграждениям.

В шесть часов утра все орудия одновременно перешли на поражение. Вся артиллерийская масса заработала, как точно выверенные часы.

Через каждые шесть минут бухало тяжелое орудие, посылая со зловещим свистом огромную бомбу. Так же размеренно стреляли и более легкие орудия, но промежутки между выстрелами были в два раза короче. Еще быстрее стреляли пушки по проволочным заграждениям.

Спустя час огонь усилился. Теперь каждое тяжелое орудие стреляло с правильным интервалом в две с половиной минуты, а более легкое — ровно через две.

Прошло еще сорок пять минут, и, согласно расписанию, командиры батарей опять отдали приказ повысить интенсивность огня.

Ревущий смерч огня и стали все нарастал. Колья и рогатки взлетали высоко вверх вместе с фонтанами взорванной земли. Стальная колючая проволока, которую часто не могли взять никакие ножницы, рвалась под ударами снарядов, как простая бумажная нитка. Осколочные гранаты осыпали по косой линии неприятельские окопы и ходы сообщения, выметая на своем пути все живое. Толстые своды блиндажей и убежищ трещали и обрушивались под ударами бомб и фугасных снарядов. Специально выделенные орудия бомбардировали наблюдательные пункты и батареи австро-венгерцев, их штабы и узлы телефонной связи. Стрельбу этих орудий направляли самолеты, летавшие над расположением противника, и привязные аэростаты. Оглушенный и ослепленный враг, подавленный неожиданностью нападения, отвечал вяло и беспорядочно. Падение австрийских снарядов показывало, что у противника не было определенного плана стрельбы, что он не знал, где находилось большинство русских батарей и пунктов наблюдения и связи.

Русские артиллеристы стреляли с неумолимой методичностью. Каждое орудие наводилось отдельно, получив строго определенную цель. И по этой цели оно выпускало снаряды через совершенно одинаковые промежутки времени. Полторы минуты — один снаряд. Еще полторы минуты — еще снаряд. Опять полторы минуты — опять снаряд…

Эта строгая методичность более всего угнетала австро-венгерцев. Она страшным бичом хлестала по нервам, не давая ни малейшей передышки. Человеческий организм был в состоянии невероятного напряжения. Методичность огня создавала впечатление, что этому никогда не будет конца. Австрийцы, венгерцы и немцы сидели, запертые в своих убежищах, тесно прижавшись к земляным стенкам, к полу, к своим товарищам, напрасно надеясь найти у них поддержку упавшему мужеству.

Но вот русская артиллерия вдруг перестала стрелять. Наступило полное молчание. Противник облегченно вздохнул. Ад кончился. Теперь русская пехота могла пойти в атаку. Но теперь все было не страшно после этой сумасшедшей артиллерийской подготовки. Австрийцы, венгерцы, немцы быстро наполнили свои окопы. Они ждали русскую атаку.